75 / 734
;
141
I. КРИТИЧЕСК1Я СТАТЬИ.
142
ючайшаго генш и приводили въ воеторгъ и
изумлеше почти всю читающую публику. По
вести Полевого почитались тоже такими про-
язведешями, который могли бы служить
украшешемъ любому европейскому журна
лу,—и, верно, мнопе, подобно намъ, не мо-
гугь теперь вспомнить безъ улыбки живМ-
шаго удовольствш, какой сильный интересъ
возбудили въ публий «Живописецъ», Бда-
кеяство Безумш» и «Эмма»: воспоминания
детства такъ отрадны и сладостны, что мы не
безъ сердечнаго трепета вспоыинаемъ иногда
романы Радклифъ, Декре-дю-Мениля и Авгу
ста Лафонтена и, смеясь надъ ними, все-
таки любимъ ихъ, какъ добрыхъ друзей на
шего ыечтательнаго детства, какъ ослепшую
отъ старости собачку, съ которой мы играли,
когда она была еще щенкомъ!... И что го
ворить о повйстяхъ Полевого:—повйсти По
година многими нравились въ свое время;
трудно поварить, а это было точно такъ:
«Черная Помочь> наделала шуму... И вотъ
оно—то богатство, какими горда была наша
литература предшествовавшаго першда, ко
торый можно, не рискуя ошибиться, назвать
«романтическими»!
Добрый и невинный романтизмъ! какъ
боялись тебя классичесше парики, какими
буйными и неистовымъ почитали они тебя,
сколько зла пророчили они отъ тебя,—тебя,
бывшаго въ ихъ глазахъ страшнее чумы,
опаснее огня! А ты, добрый и невинный ро
мантизмъ, ты были просто—резвое, шало
вливое дитя, проказливый школьники, кото
рый сн'Ьтидъ, что его «классичесшй» учи
тель ужасно глупъ, да и давай надъ ними
яотЬшаться, сдергивая колпакъ съ его дре- ;
млющей лысой головы, и нацепляя бумажки
на заднш пуговицы его старомоднаго наф
тена... И чт5 же такое сделали, если раз-
смотр’Ьть хорошенько, ты, такъ гордивиийся
и величавппйся своими заслугами!—Черезъ
Летурнёра, поправленнаго съ грйхомъ по-
поламъ Гизо, ты кое-какъ познакомился съ
Жекепиромъ, да и начали, съ голосу париж-
скихъ романтиковъ, кричать о сердцевЬдЬ-
нш, о глубине идей, о силе страстей, о в4р-
иомъ изображение дМствительиости; а вйдь—
признайся (дЬло прошлое!): тебе въ Шек
спире полюбились только побранки мужиковъ ,
х
солдата, разнообразш и множество персо-
нажей, да несоблюдеше, действительно не- .
лЬпаго, драматическаго тршдинства?.. Напи
сали ли ты хоть одну драму въ роде Шек-
виировыхъ драмъ? Перевели ' ли ты одну
нзъ нихъ такъ, чтобъ можно было видеть,
что ты поняли Шекспира? Правда, переве
шаны у насъ две драмы Шекспира достой-7
дыми его образомъ, да не тобой, мой верхо-
еяядый
романтизмъ: ты только изуродовали
«Гамлета» да «Виндзорскихъ Проказннцъ»,
позволивъ себе переделывать ихъ по своему
идеалу... Такъ или сякъ познакомился ты и
съ Шиллеромъ, но чтб поняли ты въ немъ!—
ты поняли, и то по-своему, по-детски, «деву
неземную», да «любовь идеальную», а веч-
наго глагола разума, а божественной любви
къ человечеству—ты и не предчувствовали
въ Шиллере; ты и не подозревали въ немъ
провозвестника двухъ ведикихъ словъ вели-
каго будущаго—разума и человечества... Ж
вотъ ты съ радости, что не поняли Шиллера,
давай писать благозвучными Расиновекнми
стихами Шшыеровекую драму, где донсше
казаки мечтаютъ «о Шиллере, о славе, о
любви»... Также сводили тебя съ ума и
«Гецъ фонъ-Берлихингенъ» Гёте—и ты пре-
нелепо перевели его романтическими язы-
комъ русскихъ ыужичковъ... Много ты на
слышался и о «Фаусте» Гёте, наболтали о
немъ съ три короба и, наконецъ (не дро
гнула же у тебя рука на такое беззаконное
дело!)—и его перевели... Частью по фран
цузскими переводами, частью по дрянными
российскими переложеншмъ, ты познакомил
ся съ Вальтеръ-Скоттомъ, и тебе, самона
деянному юноше-самоучке, показалось, что
ты разгадали тайну таланта великаго шот
ландца, и что тебе ничего не стоить самому
сделаться такими же «романтикомъ».—Й
вотъ ты начали тайкомъ перелистывать Исто-
рш Карамзина, браня ее вслухъ (какъ
«классическое» произведете), и, бывало,
возьмешь изъ нея на-прокатъ какое-нибудь
событие, да лица два-три, завяжешь ими
глаза, да и пустишь ихъ играть въ жмурки
съ картонными маршнетками собствеянаго
твоего изобретенья... И сколько повестей
наделали ты изъ степенной русской исторш,
заставивъ чинныхъ русскихъ бояръ мстить
по-черкесеки, клясться не иначе, какъ смертью
и адомъ, и кричать на каждой странице:
га!.. Злодей, ты уцепился за новейшую
исторпо, которую изучили изъ «Московскихъ
Ведомостей»; ты не пощадили и Наполеона,
не убоялся оскорбить его развенчанной тени,
и смйло заставили его играть престранную
роль въ твоихъ площадныхъ сказкахъ, сво
дить и знакомить его съ разными романти
ческими чудаками, незаконными детьми тво
ей фантазш... На горе себе, какъ-то позна
комился ты съ гениальными сумасбродомъ,
съ немцемъ Гофманомъ, забредили «фанта
стическими», переболтали его съ «идеаль
ными», подбавили въ эту амальгаму сенти
ментальной водицы изъ памятныхъ тебе по
детству романовъ Августа Лафонтена, — и
потянулись у тебя длинной вереницей без
образный повести и романы: съ блаженствую
щими отъ сумасшествия, съ лунатиками,
сомнамбулами, магнетизёрами, идеальными
кухарками, мещанскими поэтами, мечгате-