68 / 734
12?
СОЧПНЕНШ !! Г . Б-ВЛИНСК U'O.
1 2 5
выходке. Вообще эта Ольга любить выра
жаться въ обществ’!; воеторженнымъ язы-
комъ, который, будучи неумЬстенъ, всегда
бываетъ смЬшонъ, На бале спросили ее, лю-
битъ ли она стихотворенщ Анатолш Т—го;
она отвечала: «Люблю ли я? Укажите мне
женщину, которая не находила бы въ его
небесныхъ твореншхъ отголоска собствен
ныхъ чувствъ? которая не бредитъ имъ, не
обожаетъ его?» Подруга ея юности спраши-
ваетъ у нея: неужели холодъ годовъ и опы
та не остудилъ ея ребяческой страсти къ не
знакомому человеку? Ольга отвечаете ей
словно по книге: «Еъ незнакомому челове
ку? Bipa! что это значить? И ты можегаь
говорить, что онъ незнакомъ мне? Мне не-
звакомъ Анатолий? Мой ндеалъ? Мой поэтъ,
котораго песни пробудили мое детское во
ображены, одушевили его жизнью, образо
вали мою душу? Кто же услаждали мое оди
ночество, кто утешали меня въ горе, кто
удваивали мои радости, какъ не онъ, не
Анатолхй? И ты говоришь, что я люблю не-
знакомаго мне человека! Нетъ, я сроднилась
съ каждой его мыслью; я знаю все изгибы
его благороднаго сердца; я его обожаю; я
пожертвую последней радостью жизни моей,
небогатой утехами, последней каплей крови,
я отдамъ душу свою для продолженш его
жизни... Да, да; я люблю его, но я люблю не
земного любовью, я люблю не человека...»
Такая любовь именно ребяческая и смеш
ная любовь, а такой способъ выражешя
очень сбивается на риторику. Да и вообще
все это очень неестественно и неправдопо
добно. Восторженная Ольга встречается съ
своими «идеаломъ» въ одномъ знакомомъ до-
м!;; рази онъ ни съ того, ни съ сего начи-
наетъ ей объясняться въ любви, говоря ей
«ты»; страницахъ на трехъ тянется самый
фразистый разговори. Удивительно, какъ
Ольга не захохотала, слушая всю эту на
тянутую галпматыо; она даже поверила ей и
увлеклась ею. Поэтъ скрылся на несколько
дней отъ Ольги, распустивъ слухъ о своей
тяжкой болезни. Бедная женщина решается
уйти съ бала, чтобъ навестить тайкомъ уми-
рающаго поэта... Его не было дома,—-и
Ольга прочла на его столе письмо къ прш-
телю, въ которомъ онъ смеется надъ Ольгой
и ея любовью и съ цинической откровен
ностью говорить о своихъ намерешяхъ.
Ольга бросилась вонъ... Но вы сами можете
прочесть повесть, если еще не читали ея, и
увидеть, какъ ребячески-идеально и детски-
неправдоподобно ея содержите. Првбавимъ
только, что когда эта повесть была напе
чатана въ одномъ журнале, сцена возвра
щены домой поэта была исполнена самыхъ
грязныхъ, циническихъ подробностей, а по
этъ были представленъ пьяными: это была
д р уж е с к а я услуга досужаго журналиста,
охотника поправлять чужш сочинены. Въ
изданы «Сочинешй Зенеиды Р—вой», печа
тавшемся въ подлинной рукописи покойной
сочинительницы, эти позорный для памяти
женщины прибавки, разумеется, исключены.
Развязка повести «Медальонъ» довольно
изысканно основана на литературныхъ ве~
черахъ и чтеныхъ посетителей кавказ-
скихъ минеральныхъ водъ,—черта, совершен
но чуждая русскому обществу! Развязка
повести «Суди Света» чрезвычайно изы
сканно и натянуто основана на сходстве
лицъ и на qui pro quo, вследствш котора
го неистовый обожатель героини повести
брата ея приняли за ея любовника. При
томи же героиня этой повести ужъ черезчуръ-
ребячески и приторно идеальна, какъ эта
можно видеть изъ этихъ словъ ея: «Знаете
лн что, если бъ въ ту пору какой-нибудь слу
чай, возвративъ мне свободу, дозволили намъ
открыть чувства наши предь глазами всего-
света, я отвергла бы соединены съ вами пзъ
опасены гласности любви моей, изъ одной
боязни, чтобъ двусмысленная речь людей,
завистливый взоръ ихъ не осквернили ея
чистоты, чтобъ ихъ нескромный улыбки, даже
случайная неосторожность не оскорбили ея
непорочности?» И естественно ли, чтобъ изъ.
устъ такой женщины вышли эти громовыя
слова, свойственный только душе великой и '
крепкой: «Суди света теперь тяготевгь на
насъ обоихъ: меня, слабую женщину, онъ
сокрушили, какъ ломкую тросточку; васъ, о!
васъ, сильнаго мужчину, созданнаго бороться
со светомъ, съ рокомъ и со страстями людей,
онъ не только оправдаетъ, по даже возвели
чить, потому что члены этого страшнаго три
бунала все люди малодушные. Съ позорной
плахи, на которую онъ положили голову мою,
когда уже роковое железо смерти занесено
надъ моей невинной шеей, я еще взываю къ
вами последними словами устъ моихъ: Не
бойтесь его!., онъ—рабъ сильнаго и губить
только слабыхъ...» Таю я строки могутъ вы
рываться только изъ-подъ пера писателей съ
великой душой и великимъ талантомъ...
Героиня «Номерованной Ложи» не хочетъ
выйти за мужъ за человека, доказавшего
ей свою безграничную любовь и предан
ность,—не хочетъ за него выйти, потому
что еще живъ ея мужъ, который, ограбивъ
ее, развелся съ нею... Она--видите —боится
увидеть въ себе клятвопреступницу, и вы -’
ходить замужъ за своего обожателя тогда
только, какъ прежшй мужъ былъ убить
где-то на дуэли... Вотъ ужъ подлинно ро-
мантизмъ, который и въ средше века уди-
вилъ бы всехъ своей нелепостью!.. Но про-
винцш онъ нравится и теперь—разумеется,
въ повестяхъ...