63 / 734
117
КРИ
ГЦЧЕСВ1.Я статьи.
118
тельства, что такъ именно думала даровитая
Зенеида Р—ва?—Вотъ ея собственный слова:
„Любовались ли вы иногда облаками въ часъ
вечершй, когда они стелятся на небосклон^, раз
виваются безпред’Ьльнойц-Ьпью, и сквозь сумракъ
обманываютъ взоръ наблюдателя, рисуясь то си
ними горами, то л'Ьсомъ, воздушнымъ дворцомъ
феи? И вотъ они сжимаются,теснятся и образуютъ
одну гр. знуго, черную тучу. Издалека несется
глухой рокотъ; онъ вырывается изъ груди ея,
будто стонъ людского предчувствия, и вдругъ
огненная струя прор'Ьзываетъ мглу, извивается
вмТ>емъ, гаснетъ, изрыгнувъ пожаръ и воду на
оробъвшую землю. Безпрерывные удары грома
нотрясаютъ воздухъ, окрестность вторитъ его пе-
рекатамъ, дождь льетъ ручьями, вихрь ломаетъ
деревья, люди съ трепетомъ думаютъ,что насталъ
носл'Ъдшй день игра. Но проходить часъ,—гроза
умолкла, черная туча разорялась и не осталось
микакихъ слРдовъ мятежа стихШ: небо опять чи
сто и ясно, и земля какъ испуганное дитя улы
бается сквозь слезы, которыя еще дрожатъ на ея
лицР. Еще часъ, и все возвратится къ прежнему
спокойствие. Поэты до сихъ поръ доискиваются
тайнаго нравственнаго смысла этого великаго
представлешя природы; а я такъ думаю, что это
просто—пародш печали и отчаянья мужчинъ.
„Но есть облако другого рода: оно медленно
скопляется изъ паровъ сухой, безплодной почвы,
ни одинъ живой источникъ, ни одно озеро не по-
сылаетъ ему должной доли, и, незамРтное какъ
тРнь, оно скитается по поднебесью, не имРя силы
ни жить, ни умереть. Съ зарей вы видите его на
востокР: оно ожидаетъ появленш солнца и, ка
жется, молитъ свРтило, чтобъ первые лучи истре
били его, чтобъ огонь полудня растопилъ не
счастную горсть паровъ.Солнце всходить и гордо
совершаетъ свой путь, не замРчая блРднаго об
лака. Въ часъ вечера, когда шаръ безъ людей
опускается въ морскую пучину, вы видите то же
самое облако на западр; оно просится въ бездну,
жаждетъ утонуть въ ея холодныхъ объяпяхъ.
Солнце снова’отталкиваетъ его, бросаетъ въ ла
зоревое ложе, а облако, попрежнему печальное,
одинокое, идетъ скитаться въ пустынР подпе-
бесной. Это облако — печаль и отчаявте жен
щины.
„Тоска женщины не пугаетъ людей бурными
порывами: ея никто не видитъ и не замРчаегъ;
ова западаетъ глубоко въ сердце и точить его,
какъ червь точитъ корень водяной лилш. Если
веселье мелькнетъ случайно на лицр страда
лицы, ея улыбкой полюбуется равнодушный
прохожШ, какъ бРлоснРжными листьями цвРт-
ка, плавающаго на поверхности водъ, не ду
мая даже о томъ, что въ корень бРдной лилш
всосался болотный червь, что въ груди ея гу
бительный недугъ, что ядъ струится по всРмъ
жиламъ, и что этотъ червь умретъ только подъ
гнетомъ камня могильнаго“.
____... .
Мы совершенно согласны съ авторомъ на-
счетъ превосходства женщинъ надъ мужчи
нами въ деде любви: мы принимаемъ это
превосходство за фактъ, не подлежащей ни
какому сомн'Ънш, и только постараемся, какъ
сумЬемъ, объяснить причину такого явленш.
Начнемъ съ того, что женщина более, чЬмъ
мужчина, создана для любви самой природой.
Женщина—представительница земного, про-
изводительнаго
в
хранительнаго начала, тогда
какъ мужчина — представитель начала ум
ственного, отвлеченваго, олимтйскаго. От
сюда происходить великая разница въ семей-
ственномъ нначеши женщины и мужчины.
Женщина—мать по призванш, по дупй и по
крови. Мать есть понятте живое, действитель
ное, фактически-существующее; тогда какъ
отецъ есть поиятае более или менее условное,
более пли менее относительное. Мать любить
свое дитя сердцемъ, кровью, нервами, любить
его всемъ существомъ своимъ: ея любовь
прежде всего физическая, естественная, сле
довательно, любовь по преимуществу, любовь
какъ любовь. Она носить свое дитя у себя
подъ сердцемъ, девять месяцевъ питаетъ
и
растить его своей кровью, чувствуетъ въ себе
первыя жизненный его движешя; оно, это
дитя,—плоть отъ плоти ея и кость оть костей
ея; она рождаетъ его на светъ въ мукахъ и
страданшхъ,
и
вместо того, чтобъ вознена
видеть именно за нихъ-то, за эти муки и
страдавтя, еще более любить его. Это малень
кое, слабое, крикливое, неопрятное и деспо
тическое существо съ перваго дня своего по-
явлешя на светъ делается предме о\гь неж-
нейшихъ попечешй
и
неусьшныхъ заботь
своей матери: она любуется его безобразшмъ,
какъ красотой; его красная, моршдноватая
кожа только манить ея поцелуи; въ его без-
смысленной улыбке она видитъ чуть не раз
умную речь и готова начать съ нимъ гово
рить; ей не противно наблюдать за чистотой
этого маленькаго животнаго; ей не тяжело
не спать ночи, бодрствуя надъ его ложемъ.
И она — бедная мать — будетъ любить его
всегда, и прекраснаго и безобразнаго, и ум-
наго и гдупаго, и добраго и злого, и добро-
дЬтельнаго и порочнаго, и славнаго и неиз-
вестнаго... Она равно рыдаетъ и надъ гро-
бомъ своего дитяти-младенца, и надъ гро-
бомъ своего сына-старика или своей дочери-
старухи, Ангелъ-храяитель младенчества де
тей своихъ, она другъ ихъ юности, возмужа
лости и старости. НЬтъ жертвы, которой бы
не принесла она для детей; ихъ счастье—ея
счастье; ихъ несчастье—ея несчастье. НЬтъ
ничего свягЬе и безкорыстнее любви матери;
всякая привязанность, всякая любовь, вся
кая страсть или слаба, или своекорыстна въ
сравненш съ ней! Любовница, жена любить
ваеъ для себя самой, ваша мать любить васъ
для васъ самихъ. Ея высочайшее счастье
видЬть васъ подле себя, и она посылаетъ
васъ туда, где, по ея мнЬнш, вамъ веселее;
для вашей пользы, вашего счастья она го
това решиться на всегдашнюю разлуку съ
вами. Конечно, такихъ матерей не много на
беломъ свете; но ведь и женщинъ тоже мало
въ этомъ м ^е , а много въ немъ с а м о к ъ.»
Совсемъ иначе любить отецъ своихъ детей.
Во-первыхъ, онъ любить ихъ тогда, когда
я
мать ихъ любима имъ; во-вторыхъ, онъ на-