653 / 734
531
С0ЧИНЕН1Я В. Г. ВЫИНСКАГО.
532
и ему дйлаетъ великую честь то, что въ
немъ, наконедъ, поэтъ побйдилъ чиновника,
хотя и поздно. Еще и теперь, въ наше время,
когда правительство давно уже затрудняется
не наборомъ чиновниковъ,’ а ихъ издише-
ствомъ, когда на каждое самое ничтожное
мйсто является по сту кандидатовъ и иска
телей, и когда деньги смйло уже соперни-
чествуютъ съ чиномъ,—и теперь, говоримъ
мы. кто не служитъ, не им'Ьетъ чина, на
того вей смотрятъ съ такимъ удивлешемъ и
такимъ любопытствомъ, какъ стали бы смо-
трйть на человека, который лйтомъ, въ жары,
ходитъ въ медвйжьей шубй, а зимой—боси-
комъ, въ одной рубашкй... Вотъ каше глу-
6oKie
корни пустила бюрократа въ русскую
жизнь, вотъ какъ хорошо принялась на рус
ской почий германская табель о рангахъ!..
Что же въ этомъ отношеши должно было
быть во времена Державина? Тогда никакой
гешй, какъ бы онъ ни былъ огроменъ, не
могъ видйть къ себй ни малййшаго ува-
жешя до тйхъ поръ, пока не видйлъ себя
въ чинй по крайней мйрй статскаго совйт-
ника... И нто очень просто, очень естествен
но. Развй Байронъ, этотъ либеральный поэтъ,
не гордился своимъ аристократическимъ про-
исхождешемъ болйе, нежели своимъ поэти
ческими гешемъ? А почему? — потому что
онъ былъ англичанинъ. Какъ же было Дер
жавину не увлечься общей заразой чинов
ничества? Человйку невозможно жить безъ
людей, а подъ какими звашемъ вошедъ бы
въ ихъ круги Державинъ — неужели подъ
звашемъ п о э т а? Но тогда такого звашя
не было, а если и было, то чймъ-то похо
жими на зваше шута или скомороха. Зваше
чиновника тогда не только было, но и на
ходилось въ почетй: и вотъ, чтобъ войти
къ людями и в ы й т и въ люди , Державинъ
захотйлъ быть чиновникомъ. Не сами ли
бюграфъ Державина говорить: «Дивились,
что дйла поручаются шитй, стихоплету или,
какъ они себя великолйпно называютъ.—
говорить Кургаповъ въ своемъ П и с ь м о в -
н и к й, — стихотворцу, и чины и деньги
даютъ—за стихи». Чймъ же зваше шута
или скомороха было тогда выше званш по
эта?..
Этотъ духъ чиновничества, насквозь про-
никавннй тогдашнее общество, наложили свою
печать и на поэзш Державина. Это поэзш
хвалебная, вос'пйвательная, преисполненная
богами и полубогами, которые теперь вей
сдйлались простыми людьми, а нйкоторые
и вовсе забыты. Это поэзш, исполненная
аффектацш, искренняя въ отношен:'и къ са
мому поэту, но лицемйрная въ отношеши
къ эпохй,—этой эпохй меценатовъ, мило-
стивцевъ, поклонниковъ и прихлебателей.
Это поэзш риторическая, дрнкливая до хри
поты и надрыва груди, поэзш, разеуждав-
шая въ стихахъ н располагавшая торжест
венный оды по правилами схоластической
диссертацш. Пусть критики-исполины на
шего времени говорить, что при извйетш о
взятш Измаила Державинъ г р я н у л и одой:
мы, критики-пигмеи, только съ трудомъ мо-
жемъ дочитывать до конца эту длинную
«похвальную рйчь въ стихахъ», гдй, въ видй
риторики, фосфорическими блескомъ вспы-
хиваютъ мйстами искры поэзш. Пусть люди,
привыкшие по преданно видйть въ одй «Боги»
какое-то колоссальное произведете, велича-
ютъ Державина пйвцомъ Бога; но мы въ
этой одй видимъ много внйшняго блеска,
xopomie по своему времени стихи, больше
же всего холодной декламацш. Пйвецъ «Во
допада»—другое дйло! Тутъ Державинъ ве
лики. Мнопе не знаютъ, какъ и восхвалить
Державина за «Оду на возвращеше графа
Зубова изъ Персии», а между тймъ чтб въ
ней?—сперва резонерство въ холодныхъ сти
хахъ, потомъ не совсймъ вйрныя и живыя
(даже поэтически) картины Кавказа. Чт5 таг
кое, напримйръ, эти стихи:
Ты видЬлъ, какъ въ степи средь зною
Огромныхъ
змЬй
стога
кишатъ,
Какъ блещутъ пестрой чешуею
И льютъ, шипя, другъ въ друга ядъ.
Въ тй времена поэту не было никакого
дйла до дййствительности; онъ опирался
только на свою фантазш. Что ему за дйло,
что Кавказъ—не Ипдш, и въ немъ нйтъ
огромныхъ змйй, что змйи нигдй не кишатъ
с т о г а м и , что въ стога складывается толь
ко ейно, и что змйи никогда не забавляются
переливаю емъ яда другъ въ друга? Но возь-
мемъ пьесу «Руссгая Дйвушки». Не будемъ
ея выписывать—она и такъ слишкомъ веймъ
извйстна, потому что написана прекрасными
стихами. Если вы видйли въ деревняхъ «рос-
сгйскихъ дйвушекъ», то знаете, какъ гращ-
озно онй пляшутъ, и знаете, что онй пля-
шутъ не въ башмачкахъ, а въ котахъ, а
иногда и въ лаптяхъ, въ сарафанахъ, кото
рые вовсе не гращозно перерйзываютъ по-
перекъ ими грудь, съ головами, умащен
ными коровьими масломъ, съ красными и
заскорузлыми руками, незнакомыми съ мы-
ломъ; знаете, какъ богаты онй «златыми
лентами» и «драгими жемчугами»; знаете, что
такое «рогайсшй» пастушокъ и его свирйлы
сравните же то, что вы знаете, съ тймъ, чтА
описали Державинъ, и въ восторгй восклик
ните вмйстй съ ними къ Анакреону:
Воль бы
видйлъ дЪвъ сихъ красныхъ.
Ты бъ гречанокъ позабыли,
И на крыльяхъ сладострастныхъ
Твой эротъ прикованъ былъ.