651 / 734
С0ЧИНЕН1Я В. Г. БВЛИНСКА.ГО.
528
527
скш статьи, вероятно, по особенной любви
ея къ критикамъ-пигмеямъ и по совершен
ному равнодушно къ критикамъ-исполинамъ)
и произвела большое волнеше въ литератур-
номъ мфе, неумолкающее и теперь. Это
естественно: успехи пигмеевъ особенно дол
жны раздражать гигантовъ, на которыхъ
никто не обращаетъ вниманш... Такъ вотъ
о какомъ критике-пигмее вспоминаетъ По
левой, этотъ критикъ-атлетъ! Въ «Отечествен-
ныхъ Запискахъ» со вниматемъ и любовью
сладятся все современныя дароватя; но осо
бенное ихъ вниманш всегда было обращено
на два велиюя явдешя нашей знохи—Лер
монтова и Гоголя; знайте же, что нередъ
жалкими произведеншми этихъ-то двухъ со-
временныхъ р о м а н т и к о в ъ Полевой ста-
новитъ на колени критика пигмея. Что же
касается «до вонючей грязи какого - нибудь
м а л о г р а м о т н а г о . романиста», знайте,
что дело идетъ о «Мертвыхъ Душахъ» Го
голя... Если бъ Полевой заметили намъ, что
мы угадываемъ неверно,--мы готовы пред
ставить ему печатный доказательства вер
ности нашихъ отгадокъ— именно множество
точно такихъ же фразъ самого Полевого
насчетъ Лермонтова, Гоголя вообще и его
«Мертвыхъ Душъ» въ особенности,— фразъ,
взятыхъ изъ «Русскаго Вестника» и другихъ
журналовъ, мирно скончавшихся... Не счи-
таемъ за нужное разуверять Полевого въ
его поистине достойномъ сожалЪтпя мн'Ьнш
о Лермонтове и Гоголе: это былъ бы трудъ
лишшй; Полевого не переуверишь—ему уже
поздно переучиваться; при томъ къ безсиль-
Ной отсталости надо иметь снисхождеше...
Но пусть же его мн^ше и говорить само за
себя и за него: въ этомъ мнЬши наше
оправдаше и его обвиненш.
Однако въ чемъ же, скажите, вина кри
тика-пигмея? где съ его стороны грязное
пятно на русскую литературу? Неужели въ
недостатка художественности, который онъ
находить въ сочиненшхъ Державина? Вамъ
это кажется несправедливымъ: докажите, . и
тогда уже бранитесь, если вы не можете не
браниться... Странно! тЬмъ болГе странно,
что самъ Полевой, съ голоса критика-пиг
мея, находить уже въ Державине и недо
статки, которыхъ прежде не нахо/щлъ, накъ-
то: преобладаше внешности, исключительное
увлечете тЬмн интересами и мнешями сво
его времени, которые теперь уже мертвы
для насъ, и пр. Конечно, эти у критика-ниг-
мея занятый мысли высказаны Полевымъ
такъ робко и нерешительно и смешаны съ
собственными его фразами и возгласами такъ
неуместно, что ихъ и не заметишь съ пер-
ваго взгляда; но все же Полевому следовало
бы быть несколько попризнательнее къ кри-
тику-пигхмею. Полевой уже въ другой разъ
судить и рядить о Державине, но въ этой
последней статье уже меньше риторики и
пустыхъ фразъ, въ роде: «потомокъ Багрима,
въ его поэзш разсыпаются брильянте яхон
ты, сапфиры, рубины, топазы, бирюза» и т.
н. И за это следовало бы поблагодарить кри-
рика-пигмея, вместо того чтобъ ругать его
ни за что, ни про что...
Полевой говорить, что двенадцать лйтъ
назадъ онъ безпристрастно определить зна-
чеше Державина въ русской литературе и
«имелъ наслажден!е видеть, что съ выво
дами его согласилось общее мнете, по край-
рей мере большинство мнешй, — имелъ
счастье слышать свое мнете довтореннымъ
другими, писавшими после того о Держави
не», и поэтому не изъ ничтожнаго тщесла-
вш осмеливается считать свое мнете не вовсе
ошибочнымъ, и что, наконецъ, двенадцать
детъ размытнлешя и опыта жизни не изме
нили ос мой его мысли о Державине.
Уди
1
-11x40 постоянство — надо согла
ситься! Однако жъ его нельзя назвать безпри-
мернымъ: Мерзляковъ (умерший въ 1830
году) тоже въ двенадцать (даже больше) летъ
не изменить своего мнетя, что Лсмоносовъ
выше Пушкина; Каченовсшй оставался ве-
ренъ этому мнетю летъ двадцать слшпкомъ.
И эти люди имели еще то преимущество
нередъ Полевымъ, что знали, въ чемъ состо
ять нхъ мнете... Въ статье Полевого о Дер
жавине, написанной имъ двадцать летъ на
задъ, кроме «потомка Багрима, щедрой ру
кой разсыпавшаго въ своей поэзш разныя
ювелирстя изделш», и тому подобныхъ
фразъ, доказывавшихъ безотчетный восторгъ,
—ничего другого не было. Но съ нею, го
ворить онъ, согласилось общее мнете, по
крайней мере большинство мнешй: правда
ли это? Ведь когда-то Полевой сказалъ же,
что «онъ знаетъ Русь и Русь знаетъ его»;
а ведь оказалось же, что это знакомство было
только шапочное,— плачевное обстоятельство,
вследствш котораго «Исторш Русскаго На
рода» не могла достигнуть вожделеннаго
конца и остановилась на середине. Но по-
ложимъ, что мнопе и согласились съ статьей
Полевого, такъ какъ лругой тогда не было:
но ведь это было двенадцать летъ назадъ;
много воды утекло, много изменилось въ
двенадцать лётъ; публика стала не та и не
те стали ея требовашя. «Телеграфъ» давно
уже забыть: его помнятъ только те, кото-
рымъ нужно заглядывать для справокъ даже
въ «Вестяпкъ Европы»... Но. видно, само-
дюбш писателей похоже на самолгобш коке-
токъ: ни те, ни другш никогда не призна
ются въ старости... Мнешй Полевого о Дер
жавине никто не повторялъ, потому что после
того никто не писалъ о Державине; этотъ
фактъ изобретенъ авторскимъ самодюбшмъ.