645 / 734
615
СОЧИНЕНЫ В. Г. БЬЛИНСКАГО.
516
рошо. Говорить по-русски, не вмешивая
фразъ и словъ французскихъ, очень трудно.
Наши литераторы, и такъ-называемые па
триоты упрекали и теперь упрекаютъ высшее
общество въ равнодушш и даже презр'Ьти
къ русскому языку и русской литературе,
въ пристрасти и даже страсти къ француз
скому языку и французской литературе: об
винены несправедливое и въ высшей сте
пени мещанское! Наше высшее общество,
вдругъ столкнувшись, такъ сказать, съ Ев
ропой, увидело, что для его новыхъ потреб
ностей, идей и общественныхъ отношешй
руссшй языки- бйденъ и недостаточенъ, хотя
для своего общества (до временъ Петра Ве-
ликаго) онъ, какъ и естественно, былъ не
только удовлетворителенъ, но еще и очень
богатъ. Русскому обществу по-русски читать
было нечего; однако жъ то немногое, чтб бы
ло, оно читало: при Екатерине Великой оно
читало Державина и Богдановича, смотрело
въ театре трагедш Сумарокова и комедш
Фонвизина; при Александре 1-мъ оно не по
однимъ слухамъ знало о Карамзине, Дмит
рове, Озерове, Крылове, Жуковекомъ и Ба
тюшкове. Но это вйдь еще не была литера
тура, способная занять и наполнить досуги
образованнаго общества; годовой бюджетъ
произведете всЬхъ этихъ писателей едва
могъ доставить на неделю чтены. Явился
Пушкинъ—высшее общество прочло его. Въ
наше время оно не только прочло Гоголя и
Лермонтова, но перелистываетъ иногда и не
столь крупныхъ писателей, заглядываетъ
даже въ журналы. Въ чемъ же упрекаютъ
его?- Разве въ томъ, что оно не проглаты-
ваетъ всего, чтб производитъ досужество рос-
Фйскихъ сочинителей?—Ну, за это надо из
винить высшее общество: оно немножко де
ликатно и боится индижестш... Но оно не
говорить по-русски?—Правда; и это оттого,
что, какъ сказалъ Пушкинъ,
ДоселЪ гордый нашъ языкъ
Къ почтовой проз* не привыкъ,—
и оттого, что онъ еще менее привыкъ къ
разговору: мйстоимены его такш длинныя,
напримЬръ, к о т о р ы й , безъ котораго между
тймъ нельзя составить фразы; а его при-
частш, и действительный, и страдательный,
такъ долговязы, главное же—такъ отзыва
ются «высокими слогомъ»; его фраза такъ.
пахнетъ книгой.
Для устранены вс'Ьхъ этихъ пренятствШ
еще очень мало сделано и высшимъ обще-
ствомъ, и литературой; но «мало» не зна
чить еще «ничего». Немного сдФлано, но
уже делается: съ одной стороны, высшее об
щество, все больше и больше читая по-рус
ски, естественно, больше и гогоритъ по-
русски; а когда русская литература будетъ
ежегодно производить хорошего и внтерес-
наго столько же, сколько ежегодно произво
дить французская литература или хоть около
того,—тогда наше высшее общество будетъ
и читать, и говорить по-русски, безъ со
мненья, больше, чЬмъ по-французски. А то
ведь, согласитесь сами,—две или три, много-
много пять порядочныхъ повестей въ годъ,
романъ въ иной годъ, да десятокъ журна-
ловъ, которые больше чймъ на половину на
полняются переводами и изъ которыхъ разве
только два удобны для чтены,—согласитесь,
что такая литература, если только она и въ
самомъ дйлй—литература, немного времени
возьметъ у самаго жаднаго до чтены, но
хотя немного разборчиваго читателя! Съ
другой стороны, русская литература теперь
на доброй дороге для того, чтобъ вырабо
тать изъ языка книги языкъ общества и
жизни. Она давно уже стремится къ этому,
—съ тбхъ поръ, какъ заговорили о важности
такъ-называемой легкой поэзш и легкой
литературы. Перебирая нашихъ деятелей въ
этомъ отношешй, нропустимъ Сумарокова,
Богдановича, даже Хемницера, и начнемъ
съ Фонвизина, потомъ упомянемъ Крылова
и Дмитрова (басни и сказки, въ особен
ности «Модная Жена»); отъ нихъ перей-
демъ къ безсмертному созданы) Грибоедова
«Горе отъ Ума», къ «Евгент Онегину» и
«Графу Нулину» Пушкина, при чемъ упомя
немъ о прозаическихъ опытахъ Пушкина
(преимущественно объ «Арапе Петра Вели-
каго»), Съ Гоголя начинаетси новый перюдъ
русской литературы, которая, въ лице этого
гешальнаго писателя, обратилась преиму
щественно къ изображенш русскаго обще
ства, Пуристы, грамматофды и корректоры
нападаютъ на языкъ Гоголя, и—если хо
тите—не совсймъ безосновательно: его языкъ
точно неправиденъ, нередко грешить про-
тивъ грамматики и отличается длинными
перыдами, которые изобилуютъ вставочными
предложеными; но со всемъ темъ онъ такъ
живописенъ, такъ ярокъ и рельефенъ, такъ
определителенъ и точенъ, что его недостатки,
о которыхъ мы сказали выше, скорее со-
ставляютъ его прелесть, нежели порокъ, какъ
иногда некоторый неправильности чертъ или
веснушки составляютъ прелесть прекраснаго
женскаго лица. Возьмите самый неукдкшй
перюдъ Гоголя: его легко поправить, и это
сумеетъ сделать всяюй грамотей десятаго
разряда; но покуситься на это значило бы
испортить перюдъ, лишить его оригиналь
ности и жизни, Гоголь далъ направлены
прозаической литературе нашего времени,
какъ Лермонтовъ далъ направлены всей сти
хотворной литературе последняго времени.
И направлены, данное Гоготемъ, особенно
плодотворно для литературы и для языка,
которые поэтому учатся и научатся хорошо