637 / 734
499
СОЧИНЕНЫ В.
Г.
БЬЛИНСКАГО.
500
„Сама нередко удивляюсь, какъ решилась я
писать ш торичесюе романы. Много требовалось
на это трудов ь и терпЪщя, много было мнЪ за
боть и поешпствШ. Но высокая цйль оживотво
ряла меня. Я считала святымъ вдсхновешемъ,
призватемъ Божьимъ, желашепробудитьвъбла-
городныхъ сердцахъ любовь къ родному, часто
заглушаемому иностранными наставниками и не
совсЬмъ справедливой, но великолепной карти
ной не-русскаго образованы. Исторш должно
учиться. Она.полезна, необходима. Все это зна-
ютъ и никто объ этомъ не спорить. Но и пргятное
развлечете часто необходимо для ума и сердца.
Исторш не вс* чцтаютъ, не все могутъ поми
нать и ценить важность происшествШ государ-
ственныхъ, но, читая „Ивангоэ“, „Юрш Мило-
славскаго“ и имъ подобные историчесюе рома
ны, всемъ прштно, мысленно переносясь въ
отдаленные века, какъ будто лично беседовать
съ людьми знаменитыми, среди семействъ ихъ,
въ ихъ домашнемъ быту.“
Видите ли: романы пишутся для пршт-
наго развлеченш ума и сердца? «ЮрШ Ми-
лославсюй», безъ дальнихъ околичностей,
поставленъ рядкомъ съ «Ивангоэ*?... Этимъ
все сказано... Какъ действительно прштное
развлечете для ума и сердца... «Прокотй
Ляпуновъ» и теперь, конечно, найдетъ себе
читателей и даже почитателей,—чего отъ
всей души желаемъ мы ему, какъ роману,
написанному съ целью, безъ всякаго сомнё-
нш, благонамеренной и похвальной.
Метеоръ,
на 1845 годъ. Спб.
Баша стихотворная поэзш по справедли
вости можетъ гордиться созданшми истинно
изящными, именами истинно гешальньши;
нельзя сказать, чтобъ она бедна была и та
лантами. Она совершила циклъ полный и
законченный,—такъ что теперь уже нетъ
возможности доставать славу невинными
стишками, какъ бы они хороши ни были.
Таланта для этого мало: нужна гешальность,
а если и таланта, то соединенный съ боль-
шимъ умомъ, съ сильной натурой. Быть по-
этомъ теперь значить—мыслить поэтиче
скими образами, а не щебетать по-птичьи
мелодическими звуками. Чтобъ быть поэтомъ,
нужно не мелочное желаше выказаться, не
грезы праздношатающейся фантазш, не
выписныя чувства, не нарядная печаль:
нужно могучее сочувствие съ вопросами со
временной действительности. Поэзш, которой
корни находятся въ прихотяхъ, скорбяхъ
или радостяхъ самолюбивой личности, нося
щейся, какъ курица съ яйцомъ, съ своими
прекрасными чувствами, до Которыхъ никому
нетъ дела,—такая поэзш, вместо внимашя,
эаслуживаетъ ,презренш. Всякая поэзш. ко
торой корни не въ современной действи
тельности, всякая поэзш, которая не бро-
саетъ света на действительность, объясняя
ее,—есть дело отъ бездЬлья, невинное, но
пустое препровождена времени, игра въ
куклы и бирюльки, занятае пустыхъ людей...
Давно уже утвердилось мнете и сущеетвуетъ
до сихъ поръ, что поэта—пустой человекъ,
неспособный ни къ какому дёлу. Это мн4те
варварски ложно, когда оно прилагается къ
поэтамъ или гешальнымъ, или проявившимъ
въ своихъ твореншхъ положительный, ника
кому сомнетю неподлежанцй таланта,—та
ланта, запечатленный оригинальностью идеи,
самобытностью формы. Пусть такой поэта и
действительно неспособенъ ни къ какому
другому делу: онъ имЬетъ на это полное
право, потому что способенъ къ с в о е м у
делу, для котораго годятся не все, но одинъ
изъ ста тысячъ, если не изъ миллиона лю
дей. Это мнЬше страшно истинно, когда оно
прилагается къ тёмъ поэтамъ, у которыхъ
сочиненш, какъ говорится, только что не
дурны, и которые, ставь выше бездарности,
все-таки не дошли до таланта. Тате
поэты
—самые жалте люди въ шре, и, конечно,
всятй водовозъ, всяюй дворникъ, на лестни
це общественной шрархш, есть почтенное
существо въ сравяенш съ этими пискли
выми и крикливыми воробьями царства по
эзш, потому что водовозъ и дворникъ по
лезны и необходимы для общества. Совер
шенно бездарный поэта лучше маленышхъ
талантиковъ: на него по крайней м4р4 можно
смотреть какъ на больного или помешан»
наго, и онъ редко заносится и зазнается,
не балуемый мелочными успехами. Но ма-
ленъше талантики—несносные люди, раздра
жительные, мелочные, самолюбивые, заносчи
вые. Они не знаютъ, какъ и оценить себя;
ихъ чувствованъица, ихъ фаптазгйки, ихъ
мыслишки кажутся имъ великими откры
тыми. Они и не догадываются, что все эта
у нихъ краденое, т. е. вычитанное или, какъ
превосходно выразилъ это Иермонтовъ,
«пленной мысли раздраженье». Они увере
ны, что только одни они и чувствуютъ, и
мыслята, и страдаютъ,—и потому нещадно
бранятъ толпу, которая предпочитаетъ свои
домашшя заботы и личныя выгоды ихъ хо-
рошенькимъ стишкамъ. Къ делу они не спо
собны ни къ какому, потому что самолю
бивы, надуты, тщеславны, все, кроме стиш-
ковъ, считаютъ ниже себя, не хотятъ ничему
учиться, ни на чтб посмотреть со внима-
темъ. Они—изволите видеть—генш, толпа
должна видеть ореолъ надъ ихъ головами,
а на челе звезду безсмертш. Такихъ
по-
этовъ надо преследовать критике неутомимо
и строго; они вреднее вовсе бездарныхъ,
ко
торые не стбятъ никакого вниманш; они
по-
дають дурной прим4ръ молодежи:
соблазняя
мальчиковъ дешево покупаемой славой, они
отвлекаютъ ихъ отъ учешя и отъ д4ла.