605 / 734
435
СОЧИНЕШЯ В. Г. БЪЛИНСКАГО.
43
&
ха,— о нихъ не только говорить вм'ЬстЬ,
но еще и сравниваюсь ихъ между собой,
будто явленш однородный. Одинъ журнале.,
объявивъ недавно романъ Искандера въ
высшей степени художественнымъ произ-
ведешемъ, изъявили свое недовольство ро-
маномъ Гончарова на томъ основании что
въ посл'Ьднемъ не нашедъ достоинствъ пер-
ваго. Мы тоже намерены въ разбора этихъ
романовъ ставить ихъ вместе, но не для
того, чтобы показать ихъ сходство, кото-
раго между ними, какъ произведешями со
вершенно различными по ихъ сущности,
нйтъ и гЬни, а для того, чтобы самой ихъ
взаимной противоположностью вГрнъе очер
тить особенность каждаго изъ нихъ и по
казать ихъ достоинства и недостатки.
Видеть въ автор!; «Кто виновата?» не-
обыкновеннаго художника— значить вовсе
не понимать его таланта. Правда, онъ об
ладаешь замечательной способностью вер
но передавать явленш действительности,
очерки его определенны и резки, картины
его ярки и сразу бросаются въ глаза. Но
даже и эти самыя качества доказываютъ,
что главная сила его не въ творчестве, не
въ художественности, а въ мысли, глубоко
прочувствованней, вполне сознанной и раз
витой. Могущество этой мысли— главная
сила его таланта; художественная манера
схватывать верно
явленш
действитель
ности— второстепенная, вспомогательная си
ла его таланта. Отнимите у него первую,—
вторая окажется слишкомъ несостоятельной
для самобытной деятельности.
Подобный талантъ не есть что-нибудь осо
бенное, исключительное, случайное. Нйтъ,
таше таланты такъ же естественны, какъ
и таланты чисто художественные. Ихъ дея
тельность образуетъ особенную сферу искус
ства, въ которой фантазш является на
второмъ мГсте, а умъ— на первомъ. На
это различш мало обращаютъ вниманш, и
оттого въ теорш искусства выходить страш
ная путаница. Хотятъ видеть въ искусстве
своего рода умственный Китай, резко от
деленный точными границами отъ всего,
что не искусство въ строгомъ смысле сло
ва. А между тймъ эти пограничный лиши
существуюта больше предположительно, не
жели действительно; по крайней мере, ихъ
не укажешь пальцемъ, какъ на карте гра
ницы 1'осударствъ. Искусство, по мере при
ближены къ той или другой своей грани
це,
постепенно теряетъ нечто отъ своей
сущности и принимаешь въ себя отъ сущ
ности того, съ чймъ граничитъ, такъ что
вместо разграничивающей черты является
область, примиряющая обе стороны.
Поэта-х^дожникъ— более живописецъ, не
жели думаютъ. Чувство формы—въ этомъ
вся натура его. Вечпо соперничать съ при
родой въ способности творить— его вы
сочайшее наслажденье. Схватить данный
предмета во всей его истине, заставить
его, таКъ сказать, дышать жизнью— воть
въ чемъ его сила, торжество, удовлетво-
ренге, гордость. Но поэзш выше живопи
си, пределы ея обширнее, нежели пределы
всякаго другого искусства. И потому поэта,
разумеется, не можешь ограничиться одной
живописью,— о чемъ мы, впрочемъ, уже го
ворили. Но какш бы ни были другш пре
восходный, возбуждающая восторгъ и уди
влены качества его творенш, — все-таки
главная сила его въ поэтической живописи.
Онъ обладаетъ способностью быстро по
стигать все формы жизни, переноситься во
всякгй характеръ, во всякую личность,— и
для этого ему нужны не опыта, не из
учены, а достаточно иногда одного намека
или одного быстраго взгляда. Два-три фак
та,— и его фантазш возстановляетъ целый
отдельный, замкнутый въ самомъ себе
мщъ жизни, со всеми его условшми и от-
ношеншми, съ свойственнымъ ему колори-
томъ и оттенками. Такъ Кювье наукой до-
шелъ до искусства по одной ископаемой
кости возетановлять умственно целый ор-
ганизмъ животнаго, которому она пр1 над
лежаща. Но тутъ действовать гешй, раз
витый и вспомоществуемый наукой; поэтъ
же преимущественно опирается на свое
чувство, свой поэтичесюй инстинкта.
■
Другой разрядъ поэтовъ, о которомъ мы
начали говорить и къ которому принадле
жишь авгоръ
романа «Кто виновата?»,
можетъ изображать верно только те сто
роны жизни, который особенно почему бы
то ни было поразили ихъ мысль и особенно
знакомы имъ. Они не понимаютъ насла
ждены представить верно явлены действи
тельности для того только, чтобы верно
представить его. У нихъ недостаетъ ни
охоты, ни терпены на такой, по ихъ мне
нью, бе
8
подезный трудъ. Для нихъ важенъ
не предмета, а смыслъ предмета,— и ихъ
вдохновенье вспыхиваетъ только для того,
чтобы черезъ верное представлены пред
мета сделать въ глазахъ всехъ очевид-
нымъ и осязательнымъ смыслъ его. У нихъ,
стало быть, определенная и ясно сознан
ная цель впереди всего, а поэзш— только
средство къ доетиженш этой пели. По
этому доступный ихъ таланту М1ръ жизни
определяется
ихъ
задушевной
мыслью,
ихъ взглядомъ на жизнь; это магичесшй
кругъ, изъ котораго они не могутъ выйти
безнаказанно, т. е. не теряя вдругъ спо
собности изображать действительность по
этически верно. Отнимите у нихъ эту оду
шевляющую ихъ мысль, заставьте отка-