600 / 734
425
I. КРИТИЧЕСКИ СТАТЬИ.
426
кахъ, въ расширенныхъ зрачкахъ глазъ его
видны гнРвъ и угроза, а въ приподнятой
нижней губР горделивое презрРше. Это не
Вогъ прощенш и милости, не искупительный
агнецъ за грехи мща,—это Богъ судянцй
и караюицй... Изъ этого видно, что и въ
фигурр младенца нРтъ ничего романтиче-
скаго; напротивъ, его выражеше такъ
просто и определенно, такъ уловимо, что
сразу понимаешь отчетливо, чтб видишь.
РазвР только въ дицахъ ангеловъ, отли
чающихся необыкновеннымъ выражешемъ
разумности и задумчиво
созерцающвхъ
явлеше Божества, можно найтп что-нибудь
романтическое.
Всего естественнее искать такъ-назы-
ваемаго искусства у грековъ. Действи
тельно, красота, составляющая существен
ный элементъ искусства, была едва ли не
преобладающимъ элементомъ жизни этого
народа. Оттого искусство его ближе вся-
каго другого къ идеалу такъ называемаго
чистаго искусства. Но тРмъ не менее кра
сота въ немъ была больше существенной
формой всякаго содержанья, нежели самимъ
еодержашемъ. Содержите же ему давали
и религш, и гражданская жизнь, но только
всегда подъ очевиднымъ преобладашемъ
красоты. Стало быть, и самое греческое
искусство только ближе другихъ къ идеалу
абсолготнаго искусства, но нельзя назвать
его абсолютнымъ, т. е. независимымъ отъ
другихъ сторонъ нацюнадьной жизни. Обык
новенно ссылаются на Шекспира и особен
но на Гёте, какъ на представителей сво-
боднаго, чистаго искусства; но это одно
изъ самыхъ неудачныхъ указашй. Что
Шекспиръ —величайппй творчесшй гешй,
поэтъ по преимуществу, въ этомъ нРтъ ни
какого сомнРшя; но тР плохо понимаютъ
его, кто изъ-за его поэзш не видитъ бога-
таго содержант, неистощимаго рудника
уроковъ и фактовъ для психолога, фило
софа, историка, государственнаго человека
и т. п. Шекспиръ все передаетъ черезъ
поэзш, но передаваемое имъ далеко отъ
того, чтобы принадлежать одной поэзш.
Вообще характеръ новаго искусства —пе-
ревРсъ важности содержашя надъ важ
ностью формы, тогда какъ характеръ древ-
няго искусства—равновРие содержания и
формы. Ссылка на Гёте еще неудачнРе, не
жели ссылка на Шекспира. Мы докажемъ
»то двумя примерами. Въ «СовременикР»
нрошлаго хюда напечатать былъ переводъ
гётевскаго романа «^аШ уетапсРзсйаН еп»,
о которомъ и на Руси было иногда толко-
вано печатно; въ Гермаши же онъ поль
зуется страшнымъ почетомъ, о немъ напи
саны тамъ горы статей и црдыя книги. Не
знаемъ, до какой степени понравился онъ
русской публикР, и даже понравился ли онъ
ей: наше дРло было познакомить ее съ замР-
чательнымъ произведешемъ великаго поэта.
Мы даже думаемъ, что романъ этотъ
больше удивилъ нашу публику, нежели по
нравился ей. Въ самомъ дРлР, тутъ мно
гому можно удивиться! ДРвушка переписы-
ваетъ отчеты по управление имРшемъ;
герой романа замРчаетъ, что въ ея копит,
чРмъ дальше, тРмъ больше почеркъ ея
становится похожъ на его почеркъ. «Ты
любишь меня!» воеклицаетъ онъ, бросаясь
ей на шею. Повторяемъ, такая черта не
одной нашей, но и всякой другой публикР
не можетъ не показаться странной. Но для
нРмцевъ она нисколько не странна, потому
что эта черта нРмецкой жизни, вРрно схва
ченная. Такихъ черта въ этомъ романе
найдется довольно; мнопе сочтутъ, пожалуй,
и весь романъ не за что иное, какъ за
такую черту... Не значитъ ли это, что ро
манъ Гёте написанъ до того подъ влшшемъ
нРмецкой общественности, что внР Герма-
ши онъ кажется чРмъ-то странно неоСык-
новеннымъ? Но «Фауста» Гёте, конечно,
вездр великое создаше. На него въ особен
ности лгобятъ указывать, какъ на образ щъ
чистаго искусства, неподчпняющагося ни
чему, кромР собственныхъ, одному ему
свойственныхъ законовъ. И однако жъ—не
въ осудъ будь сказано почтеннымъ рыца-
рямъ чистаго искусства—-«Фауста» есть
полное отражеше всей жизни современнаго
ему нРмецкаго общества. Въ немъ вырази
лось все философское движете Гермаши
въ концр прошлаго столРтш. Недаромъ
последователи школы Гегеля цитовали без-
престанно въ своихъ лекщяхъ и философ-
скихъ трактатахъ стихи изъ «Фауста».
Недаромъ также во второй части «Фау
ста» Гёте безпрестанно впадалъ въ адде-
горш, часто темную и непонятную по от
влеченности идей. ГдР же тутъ чистое ис
кусство?
Мы видрди, что и греческое искусство
только ближе всякаго другого къ идеалу
такъ-называемаго чистаго искусства, но
не осуществляешь его вполнР; чтб же ка
сается до новРйшаго искусства, оно всегда
было далеко отъ этого идеала, а въ на
стоящее время еще больше отдалилось
отъ него; но это-то и составляешь его силу.
Собственно художественный интересъ не
могъ не уступить мРета другимъ важнъй-
шимъ для человечества интересамъ, и ис
кусство благородно взялось служить имъ
въ качестве ихъ бргана. Но отъ этого оно
нисколько не перестало быть искусствомъ,
а только получило новый характеры Отни
мать у искусства право служить обществен
ными интересамъ—значитъ не возвышать,