443
СОЧИНЕНЫ В.
Г,
БВДИНОЕАГО.
444
см'Ьтпку или дурной умыседъ. Гуманный че-
лов'Ькъ обойдется съ низшимъ себя и грубо
развитымъ челов'Ъкомъ съ той вежли
востью, которая тому не можете нока-
заться странной или дикой; но онъ не до
пустить его унижать передъ нимъ свое
человеческое достоинство, — не позволить
ему кланяться себе въ ноги, не станетъ
называть его Ванькой или Ванюхой и тому
подобными именами, похожими на собачьи
клички, не будетъ легонько трясти его за
бороду въ знакъ своего милостиваго къ
нему расположены, чтобы тотъ, подло
ухмыляясь, говорим, ему съ подобостра-
спемъ: «на чтб изволите жаловать?...»
Чувство гуманности оскорбляется, когда
люди не уважаютъ въ другихъ человече-
скаго достоинства, и еще болЬе оскорбляет
ся и страдаетъ, когда человекъ самъ въ
себе не уважаетъ собственнаго достоин
ства.
Вотъ это-то чувство гуманности и со
ставляете, такъ сказать, душу творенгй
Искандера. Онъ ея проповёдникъ, адво
кате. Выводимыя имъ на сцену лица-—лю
ди не злые, даже большей частью добрые,
которые мучатъ и преследуютъ самихъ се
бя и другихъ чаще съ хорошими, нежели
съ дурными намерешями, больше по неве
жеству, нежели по злости. Даже те изъ
его лицъ, который отталкиваютъ отъ себя
низостью чувствъ и гадостью поступковъ,
представляются
авторомъ больше какъ
жертвы ихъ собственнаго невежества и
той среды, въ которой они живутъ, нежели
ихъ злой натуры. Онъ изображаете пре
ступлены, неподлежащы ведомству зано-
новъ и понимаемый большинствомъ какъ
действы разумный и нравственный. Зло-
деевъ у него мало: въ трехъ повестяхъ,
доселе напечатанныхъ, только въ одной
«Сороке-Боровке» выведенъ злодей, да и
то такой, котораго и теперь мнопе готовы
счесть за самаго добродетельнаго и нрав-
ственнаго человека. Главное орудае Искан
дера, которымъ онъ владеете съ такимъ
удивительнымъ мастерствомъ, — ирошя, не
редко возвышающаяся до сарказма, но
чаще обнаруживающаяся легкой, гращоз-
ной и необыкновенно добродушной шуткой:
вспомните добраго почтмейстера, который
два раза чуть не убилъ Бельтову, сначала
горемъ, потомъ радостью, и такъ добро
душно потиралъ себе руки, такъ вкушалъ
успехъ сюрприза, что «нете въ мще же-
стокаго сердца, которое нашло бы въ себе
силу упрекнуть его за эту штуку, и кото
рое бы не предложило ему закусить». А
между темъ и въ этой черте, нисколько
не возмутительной, а только забавной, ав-
торъ остается вернымъ своей заветной
идее. Все, что касается этой идеи въ ро
мане «Кто виновата?», — все это отлича
ется верностью действительности, мастер
ствомъ изложены, который выше всякихъ
похвалъ. Здесь, а не въ любви Бельтова
и Круциферской, блестящая сторона ро
мана и торжество таланта автора. Мы ска
зали выше, что романъ этотъ — рядъ бь
ографШ, связанныхъ между собой одной
мыслью, но безконечно разнообразныхъ, глу
боко правдивыхъ и богатыхъ философскимъ
значешемъ. Здесь авторъ вполне въ своей
сфере. Что лучшаго въ той самой части
романа, которая вся посвящена трагической
любви Бельтова и Круциферской, какъ не
бюграфы почтеянейшаго Карпа Кондратьича,
бойкой супруги его Марьи Степановны и
бедной дочери ихъ Варвары Карповны, по
домашнему Вавы, — бюграфы, вошедшая
сюда эпизодомъ? Когда интересны въ ро
мане Круциферсшй и Любонька? Тогда,
какъ они живутъ въ доме Негровыхъ и
страдаютъ отъ всего ихъ окружающаго.
Такы положены сподручны автору, и онъ
необыкновенный мастеръ рисовать ихъ.
Когда интересенъ самъ Бельтовъ? Когда
мы читаемъ исторш его превратгаго и
ложнаго воспитаны и потомъ исторш не-
удачныхъ попытокъ найти свою дорогу въ
жизни. Это также входите въ сферу та
ланта автора. Онъ—философъ по преиму
ществу, а между темъ немножко и поэте,
и воспользовался этимъ, чтобы изложить
свои поняты о жизни притчами. Это всего
лучше доказывается его превосходнымъ
разсказомъ: «Изъ сочинены доктора Кру
пова—О душевныхъ болезняхъ вообще и
объ эпидемическомъ развиты оныхъ въ
особенности». Въ иемъ авторъ ни одной
чертой, ни однимъ словомъ не вышелъ изъ
сферы своего таланта, и оттого здесь его
таланте въ большей определенности, не
жели въ другихъ его сочиненыхъ. Мысль
его та же, но она приняла здесь исключи
тельно тонъ ироны, для однихъ очень ве
селой и забавной, для другихъ грустной и
мучительной, и только въ изображены ко
сого Лёвки—фигуры, которая бы сделала
честь любому художнику,—авторъ говорить
серьезно. По мысли и по выполненш, это
решительно лучшее произведете прошлаго
года, хотя оно и не произвело на публику
особеннаго впечатлены. Но публика права
въ этомъ случае: въ романе «Кто вино
вата?» и въ некоторыхъ произведеныхъ
другихъ писателей она нашла больше бли-
жайшихъ къ ней и потому нужнейшихъ и
полезнейшихъ ей истинъ, а между тймъ
въ последнемъ произведены тотъ же духъ,
то же содержание, чтб и въ первомъ. Во
обще упрекнуть автора въ односторонности