608 / 734
441
I. КРИТИЧЕСКИ СТАТЬИ.
442
что она столько же составляет! паеосъ его
жизни, какъ и его романа. О чемъ бы онъ
ни говорилъ, чЬм! бы ни увлекался в ! от
ступлении, он! никогда не забывает! ея,
безпрестанно возвращается к ! ней, она
какъ будто невольно сама высказывается
у него. Эта мысль срослась съ его талан
том!; въ ней его сила; если бъ онъ могъ
охладеть къ ней, отречься отъ нея, — онъ
бы вдруг! лишился своего таланта. Какая
же это мысль? Это — страдаше, болезнь
при виде непризнаннаго челов'Ьческаго до
стоинства, оскорбляемаго съ умыслом! и
еще больше безъ умысла; это то, чтб немцы
называют! г у м а н н о с т ь ю (Hum anität).
ТЬ, кому покажется непонятной мысль, заклю
чающаяся въ этомъ елоfit, въ сочиненшхъ
Искандера найдутъ самое лучшее ея объ
яснена. О самомъ же слове скажекъ, что
немцы сделали его изъ латинскаго слова
hum anu s, чт5 значит! человЬчесюй. Здесь
оно берется въ противоположность слову
животный. Когда человек! поступает! съ
людьми, какъ сл ед у ет человеку поступать
съ своими ближними, братьями по естеству,
онъ поступает, гуманно; въ противномъ
случай онъ поступает!, какъ прилично
животному. Гуманность есть человйколю-
6ie, но развитое сознатемъ и образова
н ии !. Иеловйкъ, воспитываюпцй бйднаго
сироту не по расчету, не изъ хвастовства,
а по желанно сделать добро, — воспиты
вавший его какъ родного сына, вместе съ
этимъ даюпцй ему чувствовать, что онъ
его благодетель, что онъ на него тратится,
и пр., и пр., такой человек!, конечно, за
служивает! назваше добраго, нравствен
ная) и человйколюбиваго, но отнюдь не
гуманная). У него много чувства, любви,
но они не развиты въ немъ сознатемъ,
покрыты грубой корой. Его грубый умъ и
не подозревает, что въ натуре челове
ческой есть струны тоншя и нйжныя, съ
которыми надобно обращаться бережно,
чтобы не сдйлать человека несчастным!
при вейх! внешних! условшхъ счастья,
или чтобы не огрубить, не опошлить чело
века, который, при более гуманном! съ
нимъ обращении могъ бы сделаться поря
дочным!. А между тймъ сколько на свете
такихъ благодетелей, которые мучатъ, а
иногда и г у б я т тйхъ, на кого изливаются
ихъ благодбяшя, безъ всякаго дурного
умысла, иногда горячо любя ихъ, смиренно
желая имъ всякаго добраго,—и потомъ добро
душно удивляются тому, что вместо привя
занности и уваженш имъ заплачено холод
ностью, равнодуппемъ, неблагодарностью,
даже ненавистью и враждой, иди что изъ
ихъ воспитанников! вышли негодяи, тогда
какъ они имъ дали самое нравственное
воспиташе. Сколько есть отдовъ и матерей^
которые действительно по-своему лю б я т
своихъ детей, но считаю т священной обя
занностью безпрестанно твердить имъ, что
они обязаны своимъ родителям! и жизнью,
и одеждой, и воспиташемъ! Эти несчастные
и не догадываются, что они сами дишаютъ
себя детей, заменяя ихъ какими-то прш-
мышами, сиротами, которых! они взяли
изъ чувства благодетельности. Они спо
койно дремлют на моральном! правиле,,
что дйти должны любить своихъ родителей,
и потомъ въ старости со вздохомъ повто
р я ю т избитую сентенщю, что о т детей-
де нечего ожидать, кроме неблагодарности.
Даже э т о т страшный о п ы т не снимает
толстой
ледяной коры съ ихъ оцепенелых!
умовъ и не заставляет ихъ, наконецъ, по
нять, что сердце человеческое действует!
по своимъ собственными законам! и ника
ких! другихъ признавать не хочетъ и не
может, что любовь по долгу и по обязан
ности есть чувство противное человеческой
природе, сверхъестественное, фантастиче
ское, невозможное и небывалое, что любовь
дается только любви, что любви нельзя тре
бовать, какъ чего-то следующаго намъ по
праву, но всякую любовь надо прибрести,
заслужить, отъ кого бы то ни было, все
равно — отъ высшаго или о т низшаго
насъ, сыну ли о т отца, или отцу о т
сына. Посмотрите на детей: часто слу
чается, что дптя очень равнодушно смо
трит! на свою мать, хотя она и кормит
его своею грудью, и подымает страшный
ревъ, если, проснувшись, не увиди т
тот
-
часъ же своей няни, которую оно привыкло
видеть при себь безотлучно. Видите ли:
ребенокъ—это полное и совершенное вы-
ражеше природы — даритъ своей любовью
того, кто доказывает ему любовь свою на
самомъ дфле, кто отказался для него о т
воЬхъ удовольствШ, словно железною цепью
приковалъ себя къ его жалкому и слабому
существование.
Гуманность нисколько не находится въ
противоречш съ уважешемъ къ высоким!
общественными лоложеншмъ и рангамъ;
но она находится въ решительном! проти
вореча съ презрении! къ кому бы то ни
было, кроме негодяевъ и подлецовъ. Она
охотно при зн ает общественное первенство
людей, но только смотрит на него не съ
одной внешней, но болйе съ внутренней
стороны. Гуманность не только не обязы
в а е т человека низшаго сословш съ гру
быми манерами, привычками осыпать не
привычными ему вежливостями, но даже
запрещает это, потому что такое обраще
н а поставило бы его въ неловкое положе
на, заставило бы подозревать въ немъ на-