596 / 734
417
I. КРИТИЧЕСКИ СТАТЬИ.
418
ности и разврата. Это общее движете,
столь благородное, столь человеческое, столь
христаанское,
встретило
своихъ порица
телей въ лице поклонниковъ тупой и кос
ной патршрхальности. Они говорить, что
тутъ действуютъ мода, увлечете, тщеславие,
а не человеколюбш. Пусть такъ, да когда
же и где же въ лучшихъ человеческихъ
действшхъ не участвовали подобный мелкш
побуждешя?
Но какъ же сказать, что
только такш побуждешя могутъ быть при
чиной такихъ явлетй? Какъ думать, что
главные виновники такихъ явлешй, увле
кающее своимъ примеромъ толпу, не оду
шевлены более благородными и высокими
побужденшми?
Разумеется,
нечего
уди
вляться добродетели людей, которые бро
саются въ благотворительность не по чув
ству любви къ ближнему, а изъ моды, изъ
подражательности, изъ тщеславш; но это
добродетель въ отношенш къ обществу,
которое исполнено такого духа, что и дея
тельность суетныхъ людей умеетъ напра
влять къ добру! Это ли не отрадное въ
высшей степени явлеше новейшей цивили-
зацш, успеховъ ума, просвещения и образо
ванности?
Могло ли не отразиться въ литературе
это новое общественное движете, — въ ли
тературе, которая всегда бываетъ выраже-
шемъ общества! Въ этомъ отношенш лите
ратура сделала едва ли не больше: она
скорёе способствовала возбужденно въ об
ществе такого направленш, нежели только
отразила его въ себе, скорее упредила его,
нежели только не отстала отъ него. Нечего
говорить, достойна ли и благородна ли такая
роль; но за нее-то и нападаетъ на литера
туру безгербовная аристократии Мы ду-
маемъ, что довольно показали, изъ какихъ
источниковъ выходятъ эти нападки и чего
они стоять...
Остается упомянуть еще о нападкахъ на
современную литературу и на натурализмъ
вообще съ эстетической точки зренш, во
имя чистаго искусства, которое само себе
цель и вне себя не признаетъ никакихъ
],елей. В ъ этой мысли есть основаше, но
ея преувеличенность заметна съ перваго
взгляду. Мысль эта чисто-немецкаго про
исхождение она могла родиться только у
народа созерцательнаго, мыслящаго и ме-
чтающаго, и никакъ не могла бы явиться
у народа практическаго, общественность ко-
тораго для всехъ и *каждаго представляетъ
широкое поле для живой деятельности. Чтб
такое чистое искусство, этого хорошо не
знаютъ сами поборники его, и оттого оно
является у нихъ какимъ-то идеаломъ, а не
существуетъ фактически. Оно въ сущности
есть дурная крайность другой дурной край-
Соч.
ВъЛИНСКАГО.
Т. IV .
ности, т.-е. искусства дидактическаго, поучи-
тедьнаго, холодяаго, сухого, мертваго, кото-
раго произведенш не иное что, какъ рито-
рическш упражненш на заданный темы.
Безъ всякаго сомнетя, искусство прежде
всего должно быть искусствомъ, а потомъ
уже оно можетъ быть выражешемъ духа и
направленш общества въ известную эпоху.
Какими бы прекрасными мыслями не было
наполнено стихотвореше, какъ бы ни сильно
отзывалось оно современными вопросами,
но если въ немъ нетъ поэзш,— въ немъ
не можетъ быть ни прекрасныхъ мыслей и
никакихъ вопросовъ, и все, чтб можно за
метить въ немъ, это разве прекрасное
намереню, дурно выполненное. Когда въ ро
мане или повести нетъ ббразовъ и лицъ,
нетъ характеровъ, нетъ ничего т и п и ч е
с к и г о, — какъ бы верно и тщательно ни
было списано съ натуры все, чтб въ немъ
разсказывается, читатель не найдетъ тутъ
никакой натуральности, не заметить ничего
верно подмеченнаго,
ловко схваченнаго.
Лица будутъ перемешиваться между собою
въ его глазахъ; въ разсказе онъ увидитъ
путаницу непонятяыхъ происшествгй. .Н е
возможно безнаказанно нарушать законы
искусства. Чтобы списывать верно съ на
туры, мало уметь писать, т. е. владеть ис
кусствомъ писца или писаря; надобно уметь
явленш действительности провести черезъ
свою фантазш, дать имъ новую жизнь.
Хорошо и верно изложенное следственное
дело,
имеющее
романичесйй
интересъ,
не есть романъ и можетъ служить разве
только матертломъ для романа, т. е. подать
поэту поводъ написать романъ. Но для
этого онъ долженъ проникнуть мыслью во
внутреннюю сущность дела, отгадать тай
ный дугаеваыя побуждешя,
заставивши!
эти лица действовать такъ, схватить ту
точку этого дбла,
которая
составдяегъ
цен гръ круга этихъ собыпй, даетъ имъ
емыелъ чего-то единаго, полнаго, целаго,
замкнутаго въ самомъ себе. А эго можетъ
сделать только поэтъ. Кажется, чего бы
легче было верно списать портретъ че
ловека?
И
иной
целый векъ упраж
няется въ этомъ роде живописи, а все
не можетъ списать знакомаго ему лица
такъ, чтобы и друпе узнали, чей это пор
третъ. Уметь списать верно портретъ есть
уже своего рода талантъ, но этимъ не
оканчивается все. Обыкновенный живопи-
сецъ сделалъ очень сходно портретъ ва
шего знакомаго; сходство не 'подвергается
ни малейшему сомненда въ томъ смысле,
что вы не можете не узнать сразу, чей
это портретъ, а все какъ-то недовольны
имъ,— вамъ кажется, будто онъ и похожъ
на свой оригиналъ, и не похожъ на него.
14