589 / 734
.
403
СОЧИНЕН1Я В. Г. БЪЛИНСКАГО.
404
русскаго, нежели въ его торжественныхъ
одахъ. Въ басняхъ Хемницера и въ коме-
дшхъ Фонвизина отозвалось направлена,
представителемъ котораго, по времени, былъ
Кантемиръ. Сатира у нихъ уже реже пере-
ходитъ въ преувеличеше и карикатуру, ста
новится бод'Ье натуральной, по мере того
какъ становится болЬе поэтической. Въ бас
няхъ Крылова сатира делается вполне ху
дожественной; натурализмъ становится от
личною характеристической чертой его поэзш.
Это былъ первый велиюй натуралистъ въ
нашей поэзш. Зато онъ первый и подвергся
упреками за изображена «низкой при
роды», особенно за басню «Свинья». По
смотрите, какъ натуральны его животныя:
Это— настояпце люди, съ
pf>3i;o
очерченны
ми характерами, и при томъ люди руссше,
а не друпе каше-нибудь. А его басни, въ
которыхъ дМствующш лида — руссше му
жички? Не есть ли это верхъ натуральности?
И однако жъ теперь уже не упрекаютъ Кры
лова ни за свинью, которая, «не жалея
рыла, весь задшй дворъ изрыла», ни за то,
что въ своихъ басняхъ онъ выводили му-
жиковъ, да езде заставляли ихъ говорить
самыми мужицкими складомъ. Скажутъ:
то басня, то такой ужъ роди поэзш. А
разве законы изящнаго не одинаковы для
всЬхъ его родовъ? Дмитршвъ писали тоже
басни и въ нихъ изредка вводили, эпизо
дически, крестьянъ; но его басни, имЪющш
свои неотъемленныя достоинства, нисколь
ко не отличаются натуральностью, и его
крестьяне говорятъ въ нихъ какими-то об
щими, не принадлежащими исключительно
ни одному сословш языкомъ. Причина этой
разницы лежйтъ въ томъ, что поэзш Дми
трова и въ баснахъ его, таки же какъ и
въ одахъ, шла отъ Ломоносова, а не отъ Кан
темира, держалась идеала, а не действи
тельности. Теорш Ломоносова опиралась
на древнихъ, какъ понимали ихъ тогда въ
Европе. Карамзинъ и Дмитршвъ, особенно
поатЬдшй, смотрели на искусство глазами
французовъ XV III века. А известно, что
французы того времени понимали искус
ство какъ выражеше жизни не народа, а
общества, и при томъ только высшаго,
дворянскаго, и п р и л и ч i е считали глав-
нымъ и первыми условшмъ поэзш. Оттого
у нихъ гречесш’е и римсше герои ходили
въ парикахъ и говорили героинями: madame!
Эта теорш глубоко проникла въ русскую
литературу, и, какъ увидимъ далее, следы
ея вдшнш не изгладились совсемъ и до
сихъ поръ.
Озеровъ, Жуковсшй и Батюшковъ про
должали собою направдете, данное нашей
поэзш Ломоносовымъ. Они были верны
идеалу, но этотъ идеалъ у нихъ становился
все менее и менЬе отвлеченными и рито
рическими, все больше и больше сближаю
щимся съ действительностью или по край
ней мере стремившимся къ этому сближе-
нш. Въ произведении этихъ писателей,
особенно двухъ последнихъ, языкомъ по
эзш заговорили уже не одни офищальныв
восторги, но и ташя страсти, чувства и
стремленш, источникомъ которыхъ были
не отвлеченные идеалы, но человеческое
сердце, человеческая душа. Наконецъ, явил
ся Пушкинъ, поэзш котораго относится къ
поэзш всехъ предшествовавшихъ ему по-
этовъ, какъ достижеше относится къ стре-
млешю. Въ ней слились въ одинъ широшй
потоки оба, до того текшие раздельно,
ручья русской поэзш. Русское ухо услы
шало въ ея сложномъ аккорде и чисто рус
сше звуки. Несмотря на преимущественно
идеальный и лиричесшй характеръ первыхъ
ноэмъ Пушкина, въ нихъ уже вошли эле
менты жизни действительной, чтб доказы
вается смелостью, въ то время удивившей
всехъ, ввести въ поэму не классическихъ
итальянскихъ или испанскихъ, а русекихъ
разбойниковъ, не съ кинжалами и пистоле
тами, а широкими ножами и тяжелыми ки
стенями, и заставить одного изъ нихъ го
ворить въ бреду про кнутъ и грозныхъ па
лачей. Цыгансшй таборъ съ оборванными
шатрами между колесами тедень, съ пля-
шущимъ медвёдемъ и нагими детьми въ
перекидныхъ корзинкахъ на ослахъ былъ
тоже неслыханной дотоле сценой для кро-
ваваго трагическаго события. Но въ «Евге-
ши Онегине» идеалы еще более уступи
ли место действительности, или но край
ней мере то и другое до того слилось во
что-то новое, среднее между темъ и дру
гими, что поэма эта должна по справедли
вости считаться произведешемъ, положив
шими начало поэзш нашего времени. Тутъ
уже натуральность является не какъ Сати
ра, не какъ комизмъ, а какъ верное вос
произведете действительности, со всеми ея
добромъ и здомъ, со всеми ея житейскими
дрязгами; около двухъ или трехъ лицъ,
опоэтизированныхъ или несколько идеали-
зированныхъ, выведены люди обыкновен
ные, но не на посмешище, какъ уроды,
какъ исключен¡я изъ общаго правила, а
какъ лица, составляющш большинство об
щества. И все это въ романе, писанномъ
стихами!
Нтб же въ это время делали романъ въ
прозе?
Онъ всеми силами стремился къ* сбли
жение съ действительностью, къ натураль
ности. Вспомните романы и повести На-
режнаго, Булгарина, Марлинскаго, Заго
скина, Лажечникова, Ушакова, Вельтмана,