573 / 734
371
С0ЧИНЕН1Я В. Г. БЬЛИНСКАГО.
372
выражешемъ -изображеше пошлости, и что,
по нашему мнйнш, справедливее называть
изображешемъ действительности, какъ она
есть, во всей ея полноте и истине. Въ этомъ
отнотенш Гоголь действительно сталъ такъ
выше всехъ другихъ писателей русскихъ,
обнаружилъ въ своей манере столько само
бытности и оригинальности, что сгалъ осно-
вателемъ новой литературной школы, хо
тели ли онъ этого, или нетъ—все равно.
Но пойдемъ далее за нашими критикомъ.
„На то нуженъ были его гешй. Въ этотъ глу
хой, безцвНтный мфъ, безъ грома и безъ потря-
сетй, неподвижный и ровный, какъ бездонное
болото, медленно и безвозвратно втягивающее
въ себя все живое и свИжее,
въ этотъ мъръ
высоко поэтический, самымъ отсутствгемъ всего
идеальнаго
(?), онъ первый опустился какъ ру-
докопъ, почуявппй подъ землей еще нетрону
тую силу. Съ его стороны это было не одно
счастливое впушеше художественнаго инстин-
та но сознательный подвиги дИлой жизни,
выраженге личной потребности внутренняго
очищенгя.
Подъ изображешемъ действительно
сти, поразительно истинными,
скрывалась ду
шевная, скорбная исповпдь.
Отъ этого произо
шла
односторонность
его послЪднихъ произ-
ведешй,
которыхъ однако нельзя назвать одно
сторонними
(!) именно потому, что вместе съ
содержашемъ художники передаетъ свою мысль,
свое побуждеше (?!...). Оно такъ необходимо
для полноты впечаюгЬнш, такъ нераздельно
съ художественными достоинствомъ его произ
ведений, что литературный подвиги Гоголя
только въ этомъ смысле и моги совершиться
(???...). Ни страсть къ наблюдениями, ни благо
родное негодоваше на пороки и вообще ника
кое побуждеше, какъ бы съ виду оно ни было
безкорыстно, но допускающее въ душе ху
дожника чувство личнаго превосходства, не
дало бы на него ни права, ни силъ (??). Нужно
было породниться душой съ той жизнью и съ
теми людьми, отъ которыхъ отворачиваются съ
презретемъ, нужно было почувствовать въ се
бе самомъ ихъ слабости, пороки и пошлость,
чтобы въ нихъ же почувствовать присутствш
человеческаго. Кто съ этимъ не согласепъ,
или кто иначе понимаетъ внутренней смыслъ
произведен^ Гоголя, съ темъ мы не можемъ
спорить—это одинъ изъ техъ вопросовъ, кото
рые решаются безъ аппелящи въ глубине
созпапш.
Мы и не споримъ, потому что спорить
можно только противъ того, съ чймъ бы
ваешь не согласепъ, но что въ то же время
хорошо понимаешь; а въ этой
выписей
,
при
знаемся, мы почти ничего не поняли. По
чему мфъ, изображенный Гоголемъ, высо-
копоэтиченъ самымъ отсутствшмъ всего
идеальнаго? Почему послйдшя произведен^
Гоголя односторонни, однако жъ ихъ не по
зволяется называть односторонними на томъ
основапш, что вмйстй съ содержашемъ ху-
дожникъ передаетъ свою мысль, свое по
буждеше? Воля ваша—темно что-то, мпсти-
цпзмомъ отзывается! Ничего не понимаемъ!
Что значить «вмйстй съ содержашемъ
передавать свою мысль»? Да въ искусств!;
иначе мысль и не передается, какъ черезъ
содержание и форму; это дйлали вей худож
ники и до Гоголя, и будутъ дйлать послй
него, потому что въ этомъ сущность искус
ства. Почему Гоголь открылъ мщъ пошлости
не вслйдствш своей художнической натуры,
своего художническаго призванш, а вслйд-
ств]'е «личной потребности внутренняго
очищешя»? Да это пахнетъ умилительной
средневйковой легендой, чймъ-то въ родй
баллады «Двйнадцать спящихъ дйвъ»! Еще
разъ — ничего не понимаемъ! И потому,
оставивъ въ покой этотъ великолйпный
наборъ громкихъ словъ и таинственяыхъ
фразъ, перейдемъ къ натуральной школй,
которая въ глазахъ нашего критика безъ
вины виновата передъ Гоголемъ тймъ, что
пошла по пути, который онъ ей самъуказалъ.
Первая ея вина та, что она переняла у
Гоголя только его односторонность, т. е.
взяла у него одно содержаше, изъ чего не
оспоримо слйдуетъ, что односторонность
есть содержаше, а содержаше есть односто
ронность. Но пусть будеть такъ. Вторая
вина ея та, что она подражаетъ Гоголю во-
всемъ, даже въ опредйлеши людей по боро-
давкй на носу, по цвйту жилета и т. п. Но
направлеше натуральная школа заимство
вала не у Гоголя, а у новййшей французской
литературы, и это направлеше есть «кари
катура п клевета на дййствительность, по
нятая какъ исправительное средство». За-
тймъ слйдуетъ характеристика новййшей
французской литературы и ея сравнеше съ
довкимъ приказчикомъ, который, «цоддйлы-
ваясь подъ вкусъ публики и соблазняя ее
яркими красками, заманиваетъ къ себй въ
лавку толпу покупателей, отбиваеть ихъ отъ
сосйдняго продавца и помогаетъ своему
господину (т. е. хозяину) сбывать товаръ,
иными словами: вербовать послйдователей.»
Сравнеше очень вйрно: всякое изящное про
изведете съ соцшльнымъ направлетемъ
есть, во-первыхъ, непремйнно французское,
хотя бы писано было, напримйръ, Дик-
кенсомъ; во-вторыхъ, вербовать послйдо
вателей значить—торговать, а торговать
значить — набирать послйдователей. Про
тивъ этого нечего сказать, кромй развй того,
что писатели, риторической школы дадутъ
большого маха, если собственными словами
нашего критика не докажутъ, что Гоголь
заимствовалъ свое направлеше у новйй
шей французской литературы. Это имъ бу-
детъ тймъ легче сдйлать, что они, подоб
но намъ, вйроятно, не вйрятъ мистическо
му увйренш, будто Гоголь открылъ м;ръ
пошлости вслйдствш личной потребности
внутренняго очищешя, чймъ и отличался
рйзко и отъ новййшей французской лите
ратуры, и отъ русской натуральной школы,