530 / 734
285
I. КРИТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ.
2 8 6
какой русскгй человекъ поннмаетъ чуждыя
ему нащональности—въ этомъ заключается
равно и его слабая, и его сильная сторона.
Слабая потому, что этой многосторонности
действительно много номогаетъ его настоя
щая независимость отъ односторонности соб-
ственныхъ нащональныхъ интересовъ. Но
можно сказать съ достоверностью, что эта
независимость только п о м о г а е т ъ этой
многосторонности; а едва ли можно сказать
съ какой-нибудь достоверностью, чтобы она
н р о и з в о д и л а ее. По крайней мере намъ
кажется, что было бы слишкомъ смело при
писывать положенно то, что всего более
должно нриписывать природной даровитости.
Не любя гадатй и мечтатй и пуще всего
боясь провзвольныхъ, имеющихъ только
субъективное значеше, выводовъ, мы не
утверждаемъ за непреложное, что русскому
народу предназначено выразить въ своей
нащональности наиболее богатое и много
стороннее содержите, и что въ этомъ за
ключается причина его удивительной спо
собности воспринимать и усвоивать себе
все чуждое ему; но смеемъ думать, что по
добная мысль, какъ предположена, выска
зываемое безъ самохвальства и фанатизма,
не лишена основашя...
Просимъ извиненш у гг. славянофнловъ,
если мы приписали имъ что-нибудь такое,
чего они не думали или не говорили: если
бы они могли упрекнуть насъ въ чемъ-ни-
будь подобномъ, пусть примутъ это за про
стую и неумышленную ошибку съ нашей
стороны. Еаковы бы ни были ихъ понятая
или, по-нашему, ошибки и заблуждешя, мы
уважаемъ ихъ источникъ. Мы можемъ со
чувствовать всякому искреяному, независи
мому и благородному въ его начале убежде
нш, не только не разделяя его, но и видя
въ немъ дтметральную противоположность
нашему убежденш. На чьей стороне истина
—разсудитъ время, ведший и непогреши-
тельный судья всехъ умственныхъ и теоре-
тическихъ тяжбъ. Журналъ, который теперь
одинъ остался органомъ славянофильскаго
направлен«!, объявилъ некогда «неприми
римую вражду» всякому противоположному
направленно. Нго касается до насъ, им'Ъя
свое определенное направлена, свои горячш
убеждетя, воторыя намъ дороже всего на
свете, мы тоже готовы защищать ихъ все
ми силами нашими и вместе съ тймъ про
тивоборствовать всякому противоположному
направлешю и убежденш, но мы хотели
бы защищать наши мненш съ достоин-
ствомъ, а противоположнымъ—противобор
ствовать съ твердостью и спокойствшмъ,
безъ всякой вражды. Къ чему вражда? Кто
враждуетъ, тотъ сердится, а кто сердится,
тотъ чувствуетъ, что онъ не правъ. Мы
имйемъ самолюбш до того считать себя
правыми въ главныхъ основаншхъ нашихъ
убеждешй, что не имйеыъ никакой нужды
враждовать и сердиться, смешивать идеи
съ лицами, и вместо благородной и позво
ленной борьбы мнйшй заводить безполезную
и неприличную борьбу личностей и само-
любШ...
На свете - н'Ьтъ ничего безусловно важ-
наго или неважнаго. Противъ этой истины
могутъ спорить только те исключительно
теоретичесшя натуры, который до тбхъ
поръ и умны, пока носятся въ общихъ от-
влеченностяхъ, а какъ скоро спустятся въ
сферу приложешй общаго къ частному, сло-
вомъ,—въ мЁръ действительности, тотчасъ
оказываются сомнительными насчетъ нор-
мальнаго состоянш ихъ мозга. О такихъ
людяхъ русская поговорка выражается, что
у нихъ умъ за разумъ зашелъ,—выражеше,
столько же глубокомысленное, сколько и
справедливое, потому что оно не отнимаетъ
у людей этого разбора ни ума, ни разсудка,
но только указываетъ на ихъ неправильный,
превратный действие, словно на два испор
тившаяся колеса въ машине, который дйй-
ствуютъ одно за другое, вопреки своему
назначенш, и этимъ делаютъ всю машину
негодной къ употреблению. И такъ ,. все на
свете только относительно важно или не
важно, велико или мало, старо или ново.
«Какъ,—снажутъ намъ,—и истина, и добро
детель — понятая относительный?» — Ыетъ,
какъ п о н я т 1е, какъ мы с л ь , онй безу
словны и вечны; но какъ о с у щ е с т в л е
н а , какъ ф а к т ъ—онй относительны. Идея
истины и добра признавалась всеми наро
дами во вей века; но что непреложная
истина, что добро для одного народа или
вйка, то часто бываетъ ложью или зломъ
для другого народа въ другой векъ. Поэтому
безусловный, иди абсолютный сдособъ сужде
ние есть самый легшй, но зато и самый
ненадежный; теперь онъ называется абстракт-
нымъ, или отвлеченнымъ. Ничего нетъ
легче, какъ определить, чфмъ долженъ быть
человекъ въ нравственномъ отношенш; но
ничего нетъ труднее, какъ показать, почему
вотъ этотъ человекъ сделался тбмъ, что
онъ есть, а не сделался темъ, чемъ бы
ему, по теорш нравственной философш, сле
довало быть.
Вотъ точка зренш, съ которой мы нахо-
димъ признаки зрелости современной рус
ской литературы въ явленшхъ, повидимому,
еамыхъ обыкновенныхъ. Присмотритесь, при
слушайтесь: о чемъ больше всего толкуютъ
наши журналы?—о народности, о действи
тельности. На что больше всего нападаютъ
они?—на романтизмъ, мечтательность, отвле
ченность. О некоторыхъ изъ этихъ предме-