490 / 734
2С5
I. КРИТЯЧКСК1Я С1'А’ГЬИ.
2 0 6
потеряло оно свое прежнее значеше и когда
уже не было противъ кого отстаивать его!..
Что же такое этотъ «романтизмъ», кото
рый наполнялъ собой целую литературную
эпоху, за который было столько чернидь-
ныхъ вийнъ, столько полемическихъ битвъ
на жизнь и на смерть? Когда мы впервые
услышали это слово, въ европейскихъ ли-
тературахъ уже давно кипели страшный
войны за него. Но не везде онъ им'Ьлъ
одинаковое значеше. Первое движете въ
его подьзу обнаружилось въ Гермаши, какъ
реакцш влшнш французской литературы,
какъ протестъ въ пользу немецкой натдо-
нальноети въ литературе. Въ своей настоя
щей современной действительности Герма-
нш не видела, по известными причинами,
никакихъ нацшнальвыхъ элементовъ и об
ратилась къ своему прошедшему, къ сво
ими средними веками, къ рыцарскимъ зам
ками, си ихъ башнями и подъемными мо
стами, си ихъ поэтическими варварствомъ
и романтической дикостью ихъ нравовъ.
Гёте и Шиллеръ не были вполне предста
вителями этого романтическаго движения,
но заплатили ему не малую дань, особенно
последшй. Потоми немецшй романтизмъ
начали принимать новое направлено1, какъ
реакцш сухой и обнаженной простоты, про
тестантизма, какъ усилы въ пользу мисти
цизма среднихъ вёковъ и противъ фидо-
еофскаго ращоналнзма. Жаркими поборни
ками этого направленна явились братья
П1легели. Думая найти всякую опору своимъ
теоршмъ въ посредствепномъ, но зато
ультро-романическомъ Тике, они провоз
гласили его великнмъ поэтомъ, имели жал
кую смелость противопоставлять его Гёте.
Теперь эта затея не больше, какъ воспо-
мннаше: романтизмъ, на время искусно
воскрешенный, давно уже вновь опочилъ
сномъ непробудными. Шлегелей нетъ,—а
Тику удивляется только редеющая толпа
стариковъ, скудно вознаграждая его этимъ
удивлешемъ за насмешки и презрение мо-
лодыхъ поколй
Н1Й...
Въ Англш романтизмъ
былъ оевобожденымъ отъ влшнш француз-
скаго классицизма, принятого школой По
пе, Адиссона и Драйдена. Байронъ и не ду
мали быть романтиконъ въ смысле побор
ника средннхъ вековъ: онъ смотрели не
назади, а впередъ. Романтизмъ во Францщ
сперва былъ реакщей революцюиному ра-
цынализму и явился въ ней съ Шатобрш-
номъ, этимъ рыцаремъ реставрацш. Потоми
фраяцузсшй романтизмъ превратился въ
простой, чисто литературный вопроси о
свободе поэтичеекихъ формъ, до уродливо
сти сжатыхъ и искаженныхъ прежними
классицизмомъ. Въ сущности дело тутъ
шло о томъ, которая школа натуральнее—
Расина или Шекспира, и можпо ли въ
трагедш вводить лица низшихъ сосдовШ и
патетическое мешать съ комическими. Пред-
ставителемъ этого романтическаго движе-
шя во Францщ былъ Вик тори Гюго, поэтъ
даровитый, отнюдь не гешадьный, более
богатый воображешемъ, нежели тактомъ
истины. По чувству противореча, онъ до-
шелъ до величайшихъ нелепостей: вместо
того, чтобы отрицать въ прежней псевдо
классической школе одне ея крайности,
онъ почелъ за нужное инти ей напере-
коръ ‘даже и въ томъ, чтб •составляло ея
истинное и высокое достоинство, чтб де
лало ее глубоко ващовальиой: чувство меры
и постоянное прнсутствы того, чтб фран
цузы называютъ le bon sens. Онъ дошелъ
до того что гордо объявили чудовищное
прекрасными: le laid, c’e s t le beau,,,
Подчиняясь немецкому влшнш, онъ ринул
ся въ средны века, но вынеси оттуда
только одни нелепый преувеличены: Гюго
имели свою минуту торжества, но давно
уже во Франщи и онъ, и романтпзмъ не
больше, какъ преданы... Свобода формы
выиграна и утверждена, и теперь никто не
держится тамъ условныхъ и стеснитель-
ныхъ формъ псевдо-классицизма, но за это ни
кого уже не называютъ тамъ «романтпкомъ».
Само собою разумеется, что у насъ ро-
маитизмъ не моги иметь никакого еоотно-
шешя ни съ католицизмомъ, ни съ сред
ними веками. Онъ моги бы еще быть
стремлешемъ къ лирической, субъективной
настроенности въ поэзш, усилымъ сделать
поэзш выраженымъ преимущественно вну-
треннихъ тайнъ сердца, мистики человече
ской личности, потому что такое направле
ны поэзш есть действительно романтиче
ское. По Жуковсшй уже ввелъ въ нашу
поэзш этотъ романтизмъ гораздо прежде,
нежели слово «романтизмъ» сделалось из
вестнымъ въ нашей литературе. И однако жъ
Жуковскаго ни тогда, пи после никто не
называлъ романтикомъ: это названы было
утверждено общимъ голосомъ за Пушки-
нымъ, который и по своей натуре, и но ха
рактеру своей поэзш несравненно меньше
Жуковскаго былъ романтикомъ. За что же
прослыдъ онъ такимъ ультра - романти
комъ? — За то, что откинулъ въ своихъ
произведеншхъ все старый формы и на-
чадъ писать эдегш и поэмы. Изъ этого
ясно видно, что нашъ романтизмъ никогда
не былъ ничЬмъ другимъ, какъ реакщей
стеснительнымъ и условнымъ формамъ,
занятымъ нащей литературой у француз
ской литературы. Новейипй классицизмъ
былъ не чемъ инымъ, какъ уеилымъ подде
лываться нодъ формы древяихъ литературъ,
греческой и латинской, произведенья которой