483 / 734
391
С0ЧИНЕЯ1Я В. Г. БЬЛИНСКАГО.
192
ныхъ или охотливыхъ къ книжному Д'Ьлу.
Знающими иностранные языки онъ зака
зываете переводы, у стихотворцевъ печа
таете стихи, у прозаиковъ—прозу; веЬхъ
одобряетъ и понуждаете, бедными даете
средства къ образован!®. Кому не извест
но, что самъ Карамзинъ многлмъ былъ
обязанъ Новикову? Если бы это и неспра
ведливо было приписано Новикову, все же
это важный факта въ его пользу. Когда
явился Пушкинъ, всякое ходячее по рукамъ
стихотвореше, действительно хорошее или
только казавшееся хорошимъ, приписыва
лось Пушкину, хотя бы и вовсе не принад
лежало ему. Такъ и Новикову приписыва
лось издаше всякой книги и одобреше вояка-
го таланта: это выразительно указываете
на его роль на сценё русской литературы..
Но эта роль, какъ ни важна и ни велика
она, имела определенный и ограниченный
характеръ. Новикову нужно было, во что
бы ни стало, заохотить общество къ чте-
нш , давши ему средства удовлетворять
этой охоте—книги и журналы. О направле-
еш
этой охоты онъ не думалъ, да и думать
тогда объ этомъ было рано. Онъ печаталъ
почти все, что ни писалось, и считалъ за
писателя всякаго, кто только имели охоту
писать для печати. Новиковъ не былъ архи-
текторомъ: онъ приготовлялъ только строи
тельные матершлы и строительныхъ масте-
ровъ. Давать литературе направлен^, дей
ствовать на нее лично —это роль людей дру
гого рода. Но и для этой роли—повторяемъ—
нужны не одни ученые и поэты.
Три человека, нисколько не бывппе поэ
тами, имели сильное влшше на русскую
поэзш и вообще русскую изящную литера
туру въ три различный эпохи ея истори-
ческаго существоваяш. Эти люди были Ло-
моносовъ, Карамзинъ и Полевой... Каждый
из ь нихъ оказалъ свое влшше на литерату
ру своимъ особеннымъ образомъ, сообразно
съ обстоятельствами и требовашями своего
времени.
Ломоносовъ, Карамзинъ — и Полевой!...
Какъ многнхъ оскорбить такое сближеше
имееъ! Имена еще до сихъ поръ играюте
въ нашей литературе чрезвычайно важную
роль, потому что для многихъ еще заме-
няютъ они идеи... Имена въ нашей литера
туре—то же, что чины въ нашей обще
ственной жизни, т. е. легкое в н е ш н е е
средство оценить человека... Не всякому
дана способность судить верно о качествахъ
человека, и узнавать безошибочно, хорошъ
онъ, или нетъ. Такъ точно, не всякому дана
способность судить верно объ истинномъ
значенш и достоинстве писателя; но нетъ
глупца и невежды, который бы, уелышавъ
громкое или известное имя, не догадался
бы тотчасъ же, что это — большой сочини
тель. Чемъ старее имя писателя, темъ боль
шими уважешемъ пользуется оно (особенно
со стороны людей, никогда не читавшихъ
этого писателя),—и поставить съ нимъ ря-
домъ имя хоть бы и весьма известнаго, но
еще живого или только недавно умершаго
писателя—значитеразсердить на-смерть мно
жество людей, которыми литература, по раз
ными отношеншмъ, близка къ сердцу, а еще
более людей, которыми до литературы во
все нетъ никакого дела... Въ настоящими
случае мы делаемъ большой рискъ въ этомъ
отношееш. Старики, которые и теперь счи-
таютъ Ломоносова вместе съ Сумароковыми
и Херасковыми образцовыми писателями,
увидятъ страшную профанащю въ сближен!и
имени Полевого съ именемъ Ломоносова.
Но этихъ уже не много, и они будуте жа
ловаться про себя и между собой; ихъ дро-
жапце голоса не возвысятся среди общества,
которое такъ молодо въ отношен;и кънимъ,
что уже не помните пудренныхъ косъ съ ко
шельками... Но что скажутъ тЬ, которые съ
личностью и эпохой Карамзина сливаютъ
воспоминаше о лучшемъ времени своей жи
зни; которые, наконецъ, помнятъ въ Поле -
вомъ человека, писавшаго противъ Карамзи
на, хотя и после его смерти?... Чтб скажутъ
бывппе журналисты, современники Полево
го, и мноие писатели и писаки, которыхъ
некогда уничтожали онъ своимъ журна-
ломъ, и у которыхъ еще пфлы шрамы отъ
глубокихъ ранъ, нанееенныхъ его иеромъ
ихъ самолюбие?... Чтб скажутъ все они?—
Пусть говорите, что хотятъ: страшенъ
сонъ, да милоститъ Богъ!... Истина выше
людей и не должна бояться ихъ, особенно
истина объ умершемъ человеке, могила ко-
.тораго требуете суда, а не осуждешя, дол
жной справедливости, а не воеторженяыхъ
похвали ложныхъ друзей или пристрастнаго
ропота раненыхъ самолюбШ...
За Ломоносовыми потомство не безъ осно-
ванш утвердило имя основателя и отца рус
ской поэзш и литературы. Что онъ былъ
первый, по времени, русский поэтъ, это такъ
же очевидно, какъ и то, что Державинъ
былъ первый, по таланту, руссшй поэтъ!
Но Ломоносовъ, натура поэтическая, какъ
всякая гешальная натура, тЬмъ не менее не
былъ поэтомъ. Онъ поэтически чувствовали
и мыслили, но не владели поэтическими
даромъ творчества. Лучшая оценка въ этомъ
отяошенш была сделана ему Пушкиными:
„Ломоносовъ былъ ведший человЬкъ. Между
Петромъ I и Екатериной II онъ одянъ является
самобытны.чъ сподвижникомъ просв’Ьщешя. Онъ
создалъ первый университетъ; онъ, лучше ска
зать, самъ былъ первыми университетомъ. Но
въ этомъ университет^ профессоръ поэзш и
элоквенц'ш не что иное, какъ исправный чи-