147
С0ЧИНЕН1Я В. Г. БЪЛИНСКАГО.
оно крайне ложно, а съ другой—что въ
немъ есть оеноваше, какъ оно всегда бы
ваете въ сужденш непонимающей самой
себя толпы.
Начнемъ съ того, что «Двойяикъ» ни
сколько не растянута, хотя и нельзя ска
зать, чтобъ онъ не былъ утомителенъ для
всякаго читателя, какъ бы глубоко и вЕрно
ни понимали и ни ценили онъ таланта авто
ра. Д1ло въ томъ, что такъ - называемая
растянутость бываете двухъ родовъ: одна
происходите отъ бедности таланта,—вотъ
это-то и есть растянутость; другая проис
ходите отъ богатства, особливо молодого
таланта, еще не еозрЕвшаго, и ее следуете
называть не растянутостью, а излишней
плодовитостью. Если бъ авторъ «Двойника»
далъ намъ перо въ руки съ безусловными
правомъ исключать пзъ рукописи его «Двой
ника» псе, что показалось бы намъ растя
нутыми и излишними,—у насъ не подня
лась бы рука ни на одно отдельное мЕсто,
потому что каждое отдельное мЕсто въ
этомъ романЕ— верхъ совершенства. Но
дЕло въ томъ, что такихъ превоеходныхъ
мЕста въ «ДвойнвкЕ» ужъ черезчуръ мно
го, а одно да одно, какъ бы ни было оно
превосходно, и утомляете, и наскучаете.
Демьянова уха была сварена на славу, и
сосЕдъ Фока Елъ ее съ аппетитомъ и всласть;
но, наконецъ, бЕжалъ же отъ нея. Очевидно,
что авторъ «Двойника» еще не прюбрЕлъ
себЕ такта мЕры и гармоши, и оттого не
совсЕмъ безосновательно миоие упрекаютъ
въ растянутости даже и «БЕдныхъ Людей»,
хотя этота упреки и идете къ ними мень
ше, нежели къ «Двойнику». Итакъ, въ этомъ
отношенш суди толпы справедливъ; но онъ
ложенъ въ выводЕ о талавтЕ Достоевскаго.
Самая эта чрезмЕрная плодовитость только
служите доказатедьствомъ того, какъ много
у него таланта и какъ велики его таланте.
Что же тута дЕлать молодому автору?
Продолжать ли итти своей дорогой, никого
не слушая, или, желая угодить толпЕ, ста
раться пршбрЕсти преждевременную, слЕ-
довательно, искусственную зрЕлость своему
таланту и, за неимЕшемъ естественнаго,
прибЕгнуть къ поддЕльному чувству мЕры?..
По нашему мнЕнио, обЕ эти крайности равно
гибельны. Таланте долженъ итти своей до
рогой, еъ каждыми днемъ естественными
образомъ избавляясь отъ своего главнаго
недостатка, т. е. молодости и незрЕлости;
но въ то же время онъ долженъ, обязапъ
«принимать къ свЕдЕвш», чЕмъ особенно
недовольно большинство его читателей, и
всего болЕе долженъ остерегаться прези
рать его мнЕте, но всегда стараться оты
скивать оеноваше этого мнЕнш, потому что
оно почти всегда дЕльно и справедливо.
Если чтб можно счесть въ «ДвойникЬ»
растянутостью, такъ это частое и мЕстама
вовсе ненужное повтореше однЕхъ и тЕхъ
же фразъ, какъ, напримЕръ: «Дожилъ я до
бЕды,
дожилъ я вотъ такимъ-то образомъ
до бгъды...
Эта бЕда вЕдь какая!.,
экая вгьдь
бгъда одолгьла какая!.л
Напечатанныя кур-
сивомъ фразы совершенно лишшя, а такихъ
фразъ въ романЕ найдется довольно. Мы
лонимаемъ ихъ источникъ: молодой таланте
въ еознашн своей силы и своего богатства
какъ будто тЕшится юморомъ; но въ немъ
такъ много юмора дЕйствительнаго, юмора
мысли и дЕла, что ему смЕло можно не
дорожить юморомъ словъ и фразъ.
Вообще «Двойникъ» носите на себЕ отпе-
чатокъ таланта огромпаго и сильнаго, но
еще молодого и неопытнаго: отсюда всЕ его
недостатки, но отсюда же и всЕ его досто
инства. ТЕ и другщ такъ тЕсно связаны
между собою, что если бъ авторъ теперь
вздумалъ совершенно передЕдать свой «Двой
никъ», чтобъ оставить въ немъ однЕ кра
соты, исключивъ всЕ недостатки,—мы увЕ-
рены, онъ испортить бы его. Авторъ раз-
сказываетъ приключенш своего героя отъ
себя, но совершенно его языкомъ и его
понятшми: это, съ одной стороны, показы
ваете избытокъ юмора въ его талантЕ, без-
конечно могущественную способность объ-
ективнаго созерцанщ явлешй жизни, способ
ность, такъ сказать, переселяться въ кожу
другого, совершенно чуждаго ему существа;
но, съ другой стороны, это же самое сдЕлало
неясными многш обстоятельства въ романЕ,
какъ-то: каждый читатель совершенно въправЕ
не понять и не догадаться, что письма Ва-
храмЕева и г. Голядкина-младшаго г. Ги-
лядкинъ-старпнй сочиняете самъ къ себЕ.
въ своемъ разетроенномъ воображении,—
даже, что наружное сходство съ ншмъ млад-
шаго Голядкина совсЕмъ не такъ велико и
поразительно, какъ показалось оно ему въ
его разетроенномъ воображеши, и вообще о
самомъ помЕшательствЕ Голядкина не вся-
шй читатель догадается скоро. Все это не
достатки, хотя и тЕсно связанные еъ до
стоинствами и красотами цЕлаго произве
д е н а С}гщественный недостатокъ въ этомъ
романЕ только одпнъ: почти всЕ лида въ
немъ, какъ ни мастерски, впрочемъ, очер
чены ихъ характеры, говорить почти оди-
наковымъ языкомъ. Больше указать не
на что.
Мы только слегка коснулись обоихъ про*
изведший Достоевскаго, особенно послЕд-
няго; говорить о нихъ подробно,—значило
бы зайти гораздо далЕе, нежели сколько
позволяюта предЕлы журнальной статьи.
Такого неисчерпаемаго богатства фантазш
не часто случается встрЕчать и въ талав-