459 / 734
143
СОЧИНЕШЯ В. Г. БЪЛИНСКАГО.
144
поведенш прим*рнаго, жалованье достаточно,
по окладу... Ну, облегчите его каш- ¡отбудь го
ворить его превосходительство. Выдать ему
впередъ...—Да аабралъ, говорягъ, забрали, вотъ
за столько-то времени впередъ забралъ. Обстоя
тельства, верно, татя, а поведенш хорошаго и
не замеченъ, никогда не замечены—Я. ангелт-
чикъ мой, гор'Ьлъ, въ адскомъ огне гор*лъ!
Я
умиралъ!—Ну, говорить его превосходительство
громко: переписать же вновь поскорее: Девуттт-
кииъ, подойдите сюда, перепишите опять вновь
безъ ошибки; да послушайте: тутъ его превос
ходительство обернулись къ прочини, раздали
приказанш разныя, и все разошлись. Только
что разошлись они, его превосходительство по
спешно вынимаетъ книжникъ и изъ него сто
рублевую: вотъ—говорятъ они —ч*мъ могу,
считайте какъ хотите, возьмите... да и всувулъ
мн'Ь въ руку.
Я,
ангелъ мой, вздрогнули, вся
душа моя потряслась; не знаю, что было со
мною; я, было, схватить ихъ ручку хотели. А
онъ-то весь покраснели, мой голубчики, да—
вотъ ужъ тутъ ни на волосокъ отъ правды не
отступаю, родная моя; взялъ мою руку недо
стойную, да и потрясъ ее, такъ-таки взялъ да
и потрясъ, словно ровне своей, словно такому
же какъ самъ генералу. Ступайте, говорить-
ч*мъ могу... Ошибокъ не делайте, а теперь
трехъ пополамъ."
Такая с т р а ш н а я сцена ножетъ не по
трясти глубоко только душу такого чело
века, для котораго челов:Ькъ, если онъ чи
новнике не выше 9-го класса, не отбить ни
вниманья, ни учасия. Но всякое человече
ское сердце, для котораго въ мщ-Ь ничего
нЬгь выше и священнее человека, кто бы
онъ ни быдъ, всякое человеческое сердце
судорожно и болезненно сожмется отъ этой,
повторяемъ, с т р а ш н о й , глубоко-патетиче
ской сцены... И сколько потрясающаго душу
дМствш заключается въ выраженш его
благодарности, смешанной съ чувствомъ со-
знавщ своего дадешя и съ чувствомъ того
самоуния.шш, которое бедность н ограни
ченность ума часто считают* за доброде
тель!...
„Теперь, мамочка, вотъ какъ я решилъ: васъ
и ведору прошу, и если бы и дети у меня
были, то и вмъ бы новел*лъ, чтобъ Богу мо
лились, то-есть вотъ какъ: за родного отца на
молялись бы, а за его превосходительство
каждодневно н вечно бы молились! Еще ска
жу, маточка, и это торжественно говорю—слу
шайте меня, маточка, хорошенько—клявчеь, что
какъ ни иогибалъ я егь скорби душевной, въ
лютые дни нашего злополучш, глядя на васъ,
на ваши бЪдствш, и на себя, на умижеи1е мое
и мою неспособность, несмотря на все это, кля
нусь вамъ, что не такъ мн'Ь сто рублей доро
ги, какъ то, что его превосходительство сами
мнъ, солом*, пьянице, руку мою недостойную
пожать изволили. Этнмъ они меня самому се-
0* возвратили. Этимъ поступкомъ они мой
духъ воскресили, жизнь мн* слаще навеки
сделали, и я твердо ув*ренъ, что я какъ ни
гръшенъ передъ Всевышнимъ, но молитва о
счастш и благополучш его превосходительства
дойдетъ до престола Его!...“
Другими образомъ, но не мен*е ужасна
аха картина:
„Сего числа случилось у пасъ на квартир*
до нельзя горестное, ни ч*мъ необъяснимое и
неожиданное собыпе. Нашъ бедный Горшковъ
(заметить вамъ нужно, маточка) еовершеппо
оправдался. Р*шеше-то ужъ давно какъ вышло,
а сегодня онъ ходилъ слушать окончательную
резолющю. Д*ло для него весьма счастливо
кончилось. Какая тамъ была видна на немъ,
за нерад*те и неосмотрительность —на все
вышло полное отпущеше. Приступили выпра
вить въ его пользу съ купца знатную сумму
денегъ, такъ что онъ н обстоятельствами-то
сильно поправился, да и честь-то его отъ пятна
избавилась, и все стало лучше,—однимъ сло-
вомъ, вышло самое полное исполнеиш желашя,
Пришелъ онъ сегодня въ три часа домой. На
немъ лица не было. бл*дпый какъ полотно,
губы у него трясутся, а самъ улыбается—об-
нялъ жену детей. Мы вс* гурьбой ходили къ
нему поздравлять его. Онъ былъ весьма рае-
троганъ нашимъ поступкомъ, кланялся на вс*
стороны, жалъ у каждаго изъ насъ руку по н*-
скольку разъ Мне даже показалось, что онъ
и выросъ-то, и выпрямился-то, что у него и
слезинки-то н*тъ уже въ глазахъ. Въ волнеши
былъ такомъ, бедный! Двухъ минуть на месте
не могь простоять; бралъ въ руки все, что ему
ни попадалось, потомъ опять бросалъ, безпре-
станно улыбался и кланялся, садился, вста-
валъ, опять садился, говорилъ Бсгъ знаетъ
что такое—говорилъ: „честь моя, честь, доброе
имя, д*ти мои“—и какъ говорилъ-то! Даже за
плакали. Мы тоже большею частью прослези
лись. Ратазяевъ, видно, хот*лъ его ’ободрить и
сказали—„что, батюшка, честь, когда нечего
*сть, деньги, батюшка, деньги глзваое, вотъ за
что Бога благодарите!“—н тутъ же его по пле
чу потрепали. Мн* показалось, что Горшковъ
обид*лся, т, е. не то чтобы прямо неудоволь-
ствщ выказалъ, а только посмотрели какъ-то
странно на Ратазяева, да руку ех-о съ плеча
своего снялъ. А прежде бы этого не было, ма
точка! Впрочемъ, различные бываюгъ характе
ры.—Вотъ я, наприм*ръ, на такихъ радостяхъ
гордецомъ бы не выказался; в*дь чего, родная
моя, иногда и поклонъ лиштй и уннчиженш
изъявляешь, не отъ чего иного, какъ отъ при
падка доброты душевной и отъ излишней мяг
кости сердца.,, во, впрочемъ, не во ми* тутъ и
дело-то.—Да, говорить,
ж
деньги хорошо; слава
Богу, Слава Богу!.,, и потомъ все время, какъ
мы у него были, твердили: слава Богу, слава
Богу!... Жена его заказала об*дъ поделнкат-
п*е, пообильн*е. Хозяйка наша сама для нихъ
стряпала. Хозяйка паша отчасти добрая жен
щина. А до обеда Горшковъ на месте, пемогъ
усид*ть. Заходили ко вс*мъ въ комнаты, зва
ли ль, не звали его. Такъ себе войдетъ, улыб
нется, присядетъ на студъ; скажетъ что-нибудь,
а иногда и ничего не скажетъ и уйдетъ. У
мичмана даже карты въ руки взялъ: его и уса
дили играть за четверт&ге. Онъ понгрдлъ-но-
игралъ, напутали въ игр* какого-то вздора, сде
лали три-четыре хода и бросили играть.
Н*гь,
говорить, в*дь я такъ, я это только такъ—и
ушелъ отъ нихъ. Меня встретили въ корридор*,
взялъ меня за об* руки, посмотрели мн* прям©
въ глаза, только такъ чудно, пожалъ мн* руку
и отошелъ, и все улыбаясь, но какъ-то тяже
ло, странно улыбаясь, словно мертвый. Жена
его плакала отъ радости; весело такъ у нихъ