400 / 734
25
I. КРИТИЧЕСКИ СТАТЬЕ.
бы въ голову полюбить Россш, даже нико
гда не вздумалось бы, что земля, въ которой
онъ жнветъ, называется РоесМ, и что онъ
самъ—гражданинъ этой земли. Поэтому, какъ
понятно, что и теперь, когда, благодаря пу-
тешествно, онъ полюбилъ Россш, —какъ по
нятно, что это - не чувство, а новая мечта его
праздношатающейся фантазш! «Тогда решил
ся онъ изучить свою родину основательно,
и такъ какъ онъ принимался за все съ вос-
торгомъ, то и отчизнолюбш въ немъ загора
лось бурнымъ пламенемъ.» Возвратившись
въ Росепо, онъ вооружился книгой для сво
их* путевых* виечатлешй и очинилъ не
ро. Но что будетъ изъ этого? Нго напишетъ
онъ? Нто откроетъ? Нтб скажетъ вам*? —
Кажется, ничего!» (етр. 212). Авторъ объ-
яспяетъ это тЬмъ, что Иванъ Васильевичъ
не прочен* къ упорному труду: мы прини-
маемъ эту причину, но какъ одну изъ вто-
ростепенныхъ. Первая и главная причина—•
въ натур!, Ивана Васильевича, неспособной
ни къ убежденно, ни къ страсти,—въ его
уме, неспособномъ выдерживать отрицашя
н птти до последних* СЛ’ЬДСТВ1Й...
Теперь пойдемъ за нашими героями въ
Москву на Тверской бульваръ и послушаемъ
некоторые отрывки изъ разговора.
„— Откуда ты?
— Я былъ за границей.
— Вотъ-съ! а
гдё
,
коль
смёю
спросить?
— Въ Париж* шесть мЁсяцевъ.
— Такъ-съ.
— Въ Гермаши, въ Италш.
— Да, да, да, да... Хорошо... а коли
смёю
сиросить, много деньжонокъ изволилъ порас
трясти?
— Какъ-съ? .
— Много ли, братъ, промотыжничалъ...
— Довольио-съ.
— То-то... а батюшка-то твой, мой
сосёдъ
,
что скажетъ на это?
В
ё д ь
старшш-то не очень
сговорчивы на датское мотовство... Да и годы-
то плохщ. Ты, чай, слышал*, что у батюшки
всю гречиху градомъ побило?
— Батюшка писалъ съ; я самъ теперь къ
нему собираюсь.
— Хорошее дЁ.по—старика утЁшить. А...
смёю
спросить, какого чина?
— Такъ и есть! подумалъ молодой человЁкъ,
—12 класса, отвЁчалъ онъ, запинаясь...
— Гм... не важно... а ужъ въ отставкЁ. чай?
— Въ отставкЁ.
— То-то же. Вы, молодые люди, вбили себЁ
въ голову, что надо пренебрегать службой.
Умны злишкомъ, изволите
видёть
,
стали.—А
теперь, коли
смёю
спросить,
чтб
вы намЁрены
дЁлать-съ... Ась?
— Да я
хотёлъ
бы, Ваошпй Ивановичъ, по-
смотрЁть на Росспо, познакомиться съ ней.
— Какъ-съ?
— Я
хотёлъ
бы и зучи ть
свою родину.
— Что, что, что?...
— Я намЁренъ изучить свою родину,
— Позвольте, я не понимаю... Вы хотите из
учать?...
— Изучать мою родину... изучать Россш.
— А какъ это вы, батюшка, будете изучать
Россш?...
26
— Да въ двухъ видах*... въ отношенш ея
древности и въ отношенш ея народности, чтб,
впрочемъ,
тёсно
связано между собой. Разбирая
наши памятники, наши повЁрья и преданья,
прислушпваясь ко
всём
*
отголоскамъ нашей
старины,
мнё
удастся... виноватъ, намъ... мы,
товарищи и я... мы дойдемъ до познанш на-
роднаго духа, нрава и требовашя, и будемъ
знать, изъ какого источника должно возникать-
наше народное просвЁщеше, пользуясь прпмЁ-
ромъ Европы, но не принимая его за образецъ.
— По-моему, сказалъ Васюпй Иванович*: —
я нашелъ тебЁ самое лучшее средство изучать
Россш—жениться. Брось пустыя слова, да по-
Ёдемъ-ка, братъ, въ Казань. Чинъ у тебя не
большой, однако офицерской. ИмЁше у васъ дво
рянское. Партпо легко найдешь. На невЁстъ у
насъ, слава Богу, урожай... Женись-ка, право,
да ступай жить со стариком*. Пора и об* немъ
подумать,—Эхъ братъ, право—ну! Ты
вёдь
ду
маешь, въ деревнЁ скучно? Ничуть. Поутру въ
поле; а тамъ закусить, да пообЁдать, да выспать
ся, а тамъ къ
сосёдямъ
...
А именины-то, а псовая
охота, а своя музыка, а ярмарка... А?... Житье,
братъ... что твой Парижъ! Да главное, какъ за
ведутся у тебя ребятишки, да родится у тебя
рожь самъ-восемь, да на гумнЁ столько хлЁба
наберется, что не успЁешь молотить, а въ
карман* столько
цёлковыхъ
,
что не сочтешь,,
такъ, по-моему, ты славно будешь знать Рос
сш А?..."
Видите ли: не правы ли мы, сказавъ, чти
при
этомъ мишатюрномъ донъ-КихотЬ,.
Иване Васильевиче, авторъ назначил* Ва-
силш Ивановичу роль не Санчо-Пансы, а
одицетвореняаго здраваго смысла, который,
впрочемъ, и не подозревает* ни мало, что
онъ—здравый смысл*? — Мало этого: Ва
силий Ивановичъ, въ отношенш къ Ивану
Васильевичу, не только олицетворенный
здравый смылъ, но и олицетворенная иронш.
Все, что говорил* онъ ему, можно перевести
такъ: знаем* мы васъ, голубчики! вы и мод
ничаете, и умничаете, и ездите за границу,
проматываетесь и дома, и на чужбине и
подымаете носъ кверху перед* нами, степ
ными медведями,—а ведь кончите же тем*,
что сами омедведитесь не лучше нашего, и
въ законном* сожительстве съ какой-ни
будь Авдотьей Петровной, съ кучей детей,
разъевшись, разоспавшись и растолстев*,
от* полноты сердца будете говорить: «Въ де
ревне скучно? Ничуть! Поутру въ поле, а
тамъ закусить, да пообедать, да выспаться, а
тамъ къ соседям*... А. именины-то, а псо
вая охота, а своя музыка, а ярмарка... А?...
Житье, братъ... что твой Парижъ!» Если бъ
Васшйй Ивановичъ былъ хоть немного фило
софски образован*, онъ мог* бы прибавить
къ этому: какъ ни заносись, мой милый, а
действительность возьмет* свое,—и быть
теб не рыцарем*, не философом*, не ре
форматором*, а помещиком*, да еще же
натым* на какой-нибудь Авдотье Петровне,
которая смолоду болтала по-французски, а
въ летах* будетъ держать девичью въ
страхе не хуже моей Авдотьи Петровны. Я