399 / 734
23
С0ЧПНЕН1Я В. Г. ВЪЛИЕЕСКАГО.
24
ничтожной натуришкЪ, неспособной ни къ
убежценш, ни къ страсти, и вечно гоняв
шейся за убйждешями и страстями не по
внутренней потребности, а по самолюбш и
отъ скуки. Отъ гувернера перешелъ въ
одинъ частный пансшнъ въ Петербурге,
где наблюдалась удивительная чистота, а
учили вздорамъ и плохо. Иванъ Василье
вичи ленился и молодечествовали трубкой,
водкой и другими пороками взрослыхъ, а
на выпускномъ экзамене срезался. Это за
ставило его подумать о себе. «Они почув
ствовали, что не рожденъ для безсмыслен-
наго разврата, а что въ кемъ таится что-то
живое, благородное, просящееся на свйтъ,
требующее деятельности, возвышающее ду
шу.» Они бы не прочь были и приняться
за свое перевоспиташе; «но какъ начать
учиться, когда некоторые товарищи уже
т и т у л я р н ы е с о в е т н и к и и веселятся
въ свете?» А! вотъ что! Мелкая натура
сказалась! Ступайте-ка служить, Иванъ Ва
сильевичи,—куда вами учиться! Но оказа
лось, что онъ не годился и въ чиновники,
и потому бросили службу; потоми влюбил
ся,—и тутъ толку не было; бросился въ
свети,—и то надоело; хватался за поэтовъ,
за науки, «принимался за все сгоряча, но
горячность скоро проходила; онъ утомлялся
и искали минутнаго разсбяшя, глупой за
бавы. Они сдёлался истинно жалкпмъ че-
ловекомъ, не оттого, чтобъ положенье его
было несчастливое, но оттого, что онъ ни
въ ч е м ъ не м о г и п р и н и м а т ь д о л
го у ч а с ^ я , оттого, что сами собою были
недоволенъ, оттого, что устали сами отъ
самого себя.» Наконецъ, онъ отправился за
границу. Сперва посетили Верлинъ. «Зна
менитости, передъ которыми онъ готовился
благоговеть, произвели на него то же са
мое впечатайте, какъ кассиръ его мини
стерства или излеровсшй маркёръ. У одной
знаменитости были носи толстый, у дру
гой—бородавка на щек.е» Вздумали, было,
посещать лекцш, но увидели, что безъ при-
готовленш нельзя ихъ понимать. «Въ Гер-
манщ объяснилась ему тайна воспитании
Онъ виделъ, какъ здесь каждый человекъ,
отъ мужика до принца, вращается въ сво-
емъ круге терпеливо и систематически, не
заносясь сдишкомъ высоко, не падая слиш-
комъ низко. Онъ видели, какъ каждый че
ловеки выбираетъ себе дорогу и идетъ се
бе постоянно по этой дороге, не загляды
ваясь на стороны, не теряя ни разу изъ
виду своей цели.» И жалюй бедняки, кото
рый уже своей натурой осужденъ на вйкъ
остаться духовно - малолетними, принялся
проклинать своего француза-наставника, вме
сто того чтобъ ругнуть хорошенько самого
себя... Потомъ онъ начали ругать немцевъ
за то, что они дельнее его: для слабыхъ
натуръ это не последнее средство утешить
ся въ горе! Но кроме того вообще въ рус
ской натуре—оправдываться въ своихъ не-
достаткахъ недостатками другихъ; .одна изъ
любимыхъ поговорокъ русскаго человека:
«славны бубны за горами».
Иванъ Васильевичи поехали въ Парижъ.
Сначала онъ увлекся шумными и разнооб
разными движешемъ парижской жизни, но
скоро «онъ увидели собственную исторш
въ огромномъ размерй: вечный шуми, веч
ную борьбу, вечное движете, звонкш речи,
громЕЙе возгласы, безмерное хвастовство, же-
лаше высказаться и стать передъ другими,
а на дне этой кипящей жизни—тяжелую
скуку и холодный эгоизмъ.» Подлинно, вся
кий во всеми видитъ свое, въ оправдате
Шеллинговской системы тождества и въ то
же время въ оправдате басни Крылова,
известная героиня которой, затесавншсь на
барсшй дворъ, ничего не увидела тамъ,
кроме навоза... Бедный Иванъ Василье
вичи! ему везде и во всеми суждено видеть
ужасную дрянь—самого себя... Нети—вино
ваты!—въ Италш онъ увидели искусство,
и оно освежило его. По крайней мйрё таки
уверяетъ авторъ. Мы веримъ ему, хотя въ
то же время веримъ и тому, что безъ при
готовление безъ страсти, безъ труда и на
стойчивости въ развитая чувства изящнаго
въ самомъ себе искусство никому не дает
ся. Минутное раздражеше нервовъ—еще не
проникновеше въ тайны искусства; минут
ное развлечете новыми предметами—еще
не наслаждеше ими. — Авторъ уверяетъ
(стр. 210), что Италш не пала, не погибла,
не схоронена, и советуетъ ей не верить
коварными словами, истину которыхъ она
сама хорошо понимаетъ. Впрочемъ, никто
не станетъ спорить, чтобъ природа Италш,
развалины и обломки ея прежней богатой
жпзни не были обаятельно прекрасны. Къ
ней идетъ сравнеше, сказанное Вайроиомъ
о ГрецЕи: это прекрасная женщина, кото
рая еще прекрасна и въ гробе. Но Грещя
воскресла, и для нея это сравнеше уже не
годится.
Непршзненные толки иностранцевъ о Рос-
сш заставили Ивана Васильевича думать о
своемъ отечестве и полюбить его. Перта,
вполне достойная Ивана Васильевича! Пу
стота составляетъ душу этого человека, и
въ его пустоте есть какое-то тревожное,
суетливое стремлеше безъ всякой способ
ности достиженш. Въ немъ нетъ ничего
непосредственнаго, живого: ему нужно, чтобъ
его толкали извне, и только тогда можетъ
онъ бросаться, на время и не надолго, то
на то, то на другое. Такими образомъ безъ
поездки за границу ему никогда не пришло