405 / 734
35
С0ЧИНЕН1Я В. Г. БЬЛИНСКАГО.
36
Наконецъ, путешественники наши во Вла-
димще, въ губернской гостинице, которая
изображена и верно, и оригинально.
— „Что есть у васъ? спросили Иванъ Ва
сильевичъ у полового.
— Все есть, отвечали надменно половой.
— Постели есть?
■—Никакъ нетъ-съ.
•— А что есть обедать?
— Все есть.
— Какъ все?
— Щи-съ, супъ-съ. Биштексъ можно сделать.
Да вотъ на стол* записка, прибавилъ половой,
гордо подавая серый лоскутокъ бумаги.
Иванъ Васильевичъ принялся читать:
О б i I ъ!
1. Супъ,—Липотажъ.
2. Говядина, —Телятина съ цидрономъ. •
3. Рыба.—Раки.
4. Соусъ,—Патиша,
5. Жаркое.—Курица съ рысью.
6. ХлГбенное.—Желе сапельсиновъ.“
На вопросъ о винахъ половой тоже съ
уверенностью отвечали: «Какъ не быть-съ?
Все вина есть: шампанское, полушампан-
ское, дри-мадера, лафиты есть. Первейпйя
вина.» Нечего и говорить, что онъ сбиралъ
на столъ долго, переменяли и встряхивали
грязный салфетки, и что ничего ни есть, ни
пить не было возможности. Это однако жъ
не помешало Басилш Ивановичу есть за
троихъ—руесшй баринъ! Лежа на сене и
поворачиваясь съ боку на боки, Иванъ Ва
сильевичъ началъ съ горя бранить руескш
гостиницы на немецки'! ладь и мечтать о
заведенш гостиницы на русскую стать.
Много хорошихъ фразъ отпустили онъ на
этотъ предмета, но дела, по своему обык
новенно, не сказали. Гоняясь за теорети
ческими, отдаленными причинами, онъ не
увиделъ ближайпшхъ, практическихъ. Онъ
никакъ не можетъ взять въ толки, что де
ло сделано и воротить его невозможно; что
все на Руси, волей иди неволей, тянется за
европеизмомъ и коверкаетъ его на монголь
скую стать. Иванъ Васильевичъ, видно, не
бывали въ губернскихъ трактирахъ, где
по-русски угощается руссгай люди, тогда
бы онъ поняли, почему все дрянную гости
ницу предпочитаютъ хорошему трактиру. А
что наши губернскш гостиницы скверны, въ
этомъ виноваты не отсутствш нащоналънаго
элемента, не подражаше внешнему европе
изму, а просто-на-нросто отсутствие конку-
ренцш между заведеншми такого рода. Въ
иномъ губернскомъ городе одна гостиница
и та плоха до невозможности, потому что
пуста и редко принимаетъ гостей; а Тор-
жокъ—уЬздный городи, и въ немъ две го
стиницы: одна сносная, а другая даже поря
дочная, оттого, что по значительному числу
проезжающихъ
обе
могутъ существовать,
не подрывая одна другой. Видите ли, «лар
чики проето открывался»; но Иваны Василье
вичи не любятъ проетыхъ причини, кото
рый не даютъ предмета для риторики и
вычурно-умныхъ фразъ.
Отправившись осматривать историчесюй
городи, Иванъ Васильевичъ, по своему не-
веденш, не много нашелъ удовольсттая въ
еозерцанш древностей. Не понимавши, какъ
не догадался онъ, что люди, живушде среди
этой древности, до того равнодушны къ
ней, что даже не считаютъ за нужное пожа
леть, что не имеютъ о нихъ никакого по
нятая. А ведь это фактъ, о которомъ можно
пораздуматься. Тутъ естественно предста
вляется вопросъ: кто виновата въ этомъ
равнодушш—люди или древности?... Ведь
любовь къ родному, къ древностями, къ
иеторш должна быть непосредственная,
живая, самородная, а не книжная, не ис
кусственная, и если на что само собою не
откликается целое общество, это едва ли
стоитъ изученш и едва ли не немо само
по себе... Но если Иванъ Васильевичъ
ничего не узнали о древноетяхъ Влади-
мща, зато хорошо узнали его настоящее
положеше, какъ губернскаго города. Сде-
лавъ яркую и верную характеристику гу
бернскаго города, которая, право, въ ты
сячу рази стоитъ больше всякой самой уче
ной дисеертащи о гнилыхъ древноетяхъ,—
прштель Ивана Васильевича разсказываетъ
ему свою иеторш, по имени которой эта
глава названа «простой и глупой исторшй».
Тутъ много вернаго и правдиваго, хотя въ
цёломъ разсказе преобладаешь догматиче
ский и нравоучительный тонъ. Разсказъ
начинается съ определешя на службу въ
Петербурге. «Жить въ Петербурге и не
служить—все равно, что быть въ воде и
не плавать. Весь Петербурга кажется
огромными департаментомъ, и даже строенш
его глядятъ министрами, директорами, сто
лоначальниками, съ форменными стенами,
съ вицмундирными окнами. Кажется, что
самыя петербургски улицы разделяют
ся, по табели о рангахъ, на благород
ный, высокоблагородныя и превосходитель
ный.» Но служба не далась прштелю
Ивана Васильевича, что онъ приписали
своему невежеству. Странное уничижеше!
«служба — лестница. По этой лестнице
полэаютъ, шагаютъ, карабкаются и пры-
гаютъ люди зеленаго цвета, то толкая
друга друга, то срываясь отъ неосторож
ности, то зацепляясь за фалды иадежнаго
эквилибриста; немногш идутъ твердо и безъ
помощи. Немногш думаютъ объ общей пользе,
но каждый думаетъ о своей. Каждый по-