396 / 734
17
I. КРИТИЧЕСКИ СТАТЬИ.
18
ярко, рельефно обрисовали,—известно, что
ничто такъ резко не выказываетъ вещи,
какъ противоположность. Въ нравственномъ
отногаенш между Иваномъ Васпльевичемъ и
Ваеилщмъ Ивановичемъ существовала такая
же противоположность, какъ и между героями
известной повести Гоголя; у одного голова
похожа на р'Ьдьку хвостомъ внизъ; у другого—
на редьку хвостомъ вверхъ. Впрочемъ, нельзя
решить. кто изъ нихъ правъ и съ к'Ьмъ изъ
нихъ должно соглашаться; мы даже думаемъ,
что въ действительности истинно дельный
человеки убЬжитъ отъ того и другого: отъ
одного, какъ отъ неуклюжаго, косолапаго
медведя,—отъ другого, какъ отъ крикливаго
ученаго попугая. Но книга—не жизнь; въ
книге можно съ кемъ угодно ужиться, въ
книге очень милы даже и герои «Ревизора».
И потому мы не убежимъ отъ Ивана Ва
сильевича и Васшпя Ивановича, а, напро-
тивъ, побежимъ къ нимъ. Они очень инте
ресны для изучешя, а изучать нхъ можно
только обоихъ вместе. Итакъ, къ ннмъ,—
но не на Тверской бульваръ въ Москве,
где они встретились, даже не въ таран-
тасъ, въ которомъ они ехали, а въ нхъ де
ревни—посмотрпмъ, какъ они родились, вы
росли и стали такими, какими встречаетъ
ихъ читатель на Тверскомъ бульваре, въ
первой главе «Тарантаса».
Итакъ, мы начнемъ даже и не съ сере
дины, а чуть ли не съ конца - съ ХУ и XVI
главъ, отъ которыхъ уже перейдемъ къ пер
вой главе. Начнемъ, какъ это сделалъ и
самъ авторъ, съ медведя:
„Васшай Ивановичъ родился въ Казанской гу
бернии въ деревнЁ Мордасахъ, въ которой ро
дился и жилъ его отецъ, въ которой и ему было
суждено жить и умереть. Родился онъ въ восьми-
десятыхъ годахъ и мирно развился подъ
сёныо
■отеческаго крова. Ребенку было привольно расти.
БЁгалъ онъ весело по господскому двору, пого
няя кнутикомъ трехъ мальчишекъ, изображаю-
тцихъ тройку лошадей, и постегивая весьма поря
дочно пристяжныхъ, когда
онё
недостаточно за
кидывали головы на сторону. Любилъ онъ также
тёшить
вёчный
свой досугъ чуркомъ, бабками,
свайкой и городками, но главное основаше си
стемы его воспиташя заключалось въ голубятнЁ.
ВасилЩ Ивановичъ провелъ лучнйя минуты сво
его дЁтства въ голубятнЁ, сманивалъ и ловилъ
крестьянскихъ чистыхъ голубей и пршбрЁлъ
весьма обширпыя
свёдёшя
касательно козыр-
ныхъ и турмановъ.
„Отецъ Василш Ивановича, ИваяъФедотовичъ,
имёлъ
какое-то несчастье испортить себЁ въ мо
лодости желудокъ. Такъ какъ по близости док
тора не обрЁталось, то какой-то
сосёдъ
присо-
вЁтовалъ ему прибЁгнуть для поправленш здо
ровья къ постоянному употребление травничка.
Иванъ Федотовичъ до того пристрастился къ сво
ему способу лЁченш, до того усиливалъ пршмы,
что скоро пршбрЁлъ въ
околоткё
весьма недико
винную славу человЁка, пыощаго запоемъ. Со-
временемъ барсгай запой сдЁлался постояннымъ,
такъ что каждый день утромъ, въ десять часовъ,
Иванъ Федотовичъ съ хозяйской точностью былъ
уже немножко подшефе, а въ одиннадцать совер
шенно пьяиъ. А какъ пьяному человЁку скучно
одному, то Иванъ Федотовичъ окружилъ себя ду
рами и дураками, которые и услаждали его до
суги. Торговалъ онъ, правда, себЁ карлу, но кар
ла пришелся слшпкомъ дорого, и бы.чъ тогда же
отправленъ въ Петербургъ къ какому-то вель-
можё
.
Надлежало, слЁдовательно, довольство
ваться взрослыми глупцами и уродами, кото
рыхъ одЁвали въ затраиезныя платья съ крас
ными фигурами и заплатами па
спинё
,
съ ро
гами, хвостами и прочими
смёшными
украше-
ншми. Иногда морили ихъ голодомъ для смЬ-
ха, били по посу и по щекамъ, травили соба
ками, кидали въ воду и вообще употребляли
на всевозможный забавы. Въ такихъ удоволь-
ствшхъ проходилъ
цёлый
день, и когда Иванъ
Федотовичъ ложился почивать, пьяпая старуха
должна была разсказывать ему сказки, обо
рванные казачки щекотали ему легонько пятки
и обгоняли кругомъ его мухъ. Дураки должны
были ссориться въ уголку и отнюдь не спать
или утомляться, потому что кучеръ вдругъ про-
гонялъ дремоту и оживляли ихъ бесЁду звоп-
кимъ прикосновеншмъ арапника.
„Мать Василш Ивановича, Арипа Аникнмов-
на, имЁла тоже свою дуру, но ужъ больше для
приличш и, такъ сказать, для штата. Она была
женщина серьезная и скупая, не любила зани
маться пустяками. Она сама смотрЁла за рабо
тами, знала, кого выдрать и кому водки под
нести, присутствовала при молотьбЁ, свидЁтель-
ствовала на мельницЁ закромы, надсматривала
ткацкую, мужчинъ приказывала наказывать при
себЁ, а женщинъ иногда и сама трепала за косу.
Само собой разумЁется, кругомъ ея образовалась
цЁлая куча равностепенной дворни, прижива-
локъ, наушницъ, кумушекъ, нянекъ,
дёвокъ
,
ко
торый, какъ водится, цЁловали у Василш Ива
новича ручку, кормили тайкомъ медомъ, поили
бражкой и угождали ему всячески въ ожиданш
будущихъ благъ.“
Говоря о такомъ произведешь какъ «Та-
рантасъ», иЬтъ никакой возможности избе
жать выписокъ, и частыхъ, и довольно длпн-
ныхъ; у какого рецензента поднимется ру
к а— пересказывать своими словами, напри-
мГръ, содержите сейчасъ выписаннаго нами
отрывка, заключающаго въ себе такую вер
ную, такъ мастерски написанную картину
русскаго семейства? Здесь не знаешь, чему
больше удивляться въ авторе, глубокому ли
его знашго действительности, которую онъ
изображаетъ, или его мастерству изобра
жать! Но обратимся къ Василш Ивановичу.
Оиъ росъ себе, говорить авторъ, по про
стыми законами природы, какъ растетъ ка
пуста иди горохъ. Десяти летъ начали онъ
учиться у дьячка грамоте и два года дол
били азы; писать онъ выучился прескверно
и кончили свой курсъ науки катехизисомъ
и аривметикой въ вопросахъ и ответахъ.
Кроме дьячка, у него былъ еще учителемъ
отставной унтеръ-офицеръ изъ малороссшнъ,
Вухтичъ.
„Получали онъ (Вухтичъ) жалованья шесть-
десять рублей въ годъ, да отсыпной муки по
два пуда въ
мёсяцъ
,
да изношенное платье
съ