366 / 734
723
724
СОЧИНЕНИЯ В. Г. БЫИНСКАГО.
Люблю простой, обдуманный нарядъ...
Я этихъ губъ люблю надменный очеркъ,
Задумчиво приподнятую бровь,
Душистыя зациски, быстрый почеркъ,
Душистую и быструю любовь;
Люблю я эту поступь, эти плечи,
Небрежный, заманчнвыя речи...
„Но (скажутъ мне) вне света никогда
Вы не встречали женщины прекрасной?“
Такихъ особъ встречали я иногда,
И далее въ двухъ влюбился очень страстно;
Какъ полевой цв’Ьтокъ он’Ь всегда
Такъ милы, но, какъ онъ, свой легтй запахъ
Он* теряютъ вдругъ... И Боже мой,
Какъ не завянуть имъ въ неловкихъ лапахъ
Чиновника, довольнаго собой?
Эти стихи не обойдутся автору даромъ; его
объявятъ за нихъ «аристократомъ», скажутъ,
что внДшшй блескъ предпочитаетъ онъ ду-
шЬ и сердцу, и т. и. По обыкновенно, въ
этонъ случай ему припишутъ то, чего онъ
и не думалъ, и горячо будутъ оспаривать
его въ томъ, чего онъ не говорилъ. ДАло
тутъ идетъ не о душгЬ и сердцА: позтъ го-
воритъ совсАмъ не о внутренней святынй
женщины, а о ея поэтической внешности,
которой могутъ не дорожить только натуры
еухш и грубыя. Поэзш формы, изящество
внешности, столь очаровательный въ жен-
щинА, могутъ почесться исключительными
явленшми внА большого свАта. Женщины
другихъ круговъ общества смотрятъ на
красоту и изящество, какъ на средство но-
скорАе выйти замужъ. Достигнувъ этой
вожделенной цйли, онй скоро перестаютъ и
пАть, и плакать, и читать сладеяьше стишки,
и кокетливо наряжаться, и поэтически дер
жать себя; онА предаются прозе жизни, ско
ро полнеютъ, пристращаются къ утреннему
дезабилье, забываютъ музыку, дуну, стихи,
мечту и т. д. Оттого до замужества почти
каждая нзъ нихъ — ангелъ доброты, дева
чудная, неземная, Полина или Надина, а
после замужества—солидная дама съ весомъ
въ обществе, ..женщина съ характеромъ,
Пелагея Петровна и Надежда Алексеевна.
Тутъ есть и другая причина. Юность сама
по себе есть уже поэзш жизни, и въ юности
каждый бываетъ лучше, нежели въ осталь
ное время своей жизни; женщины въ осо
бенности. Надо иметь слишкомъ много глу
бины и силы въ натуре, чтобъ не охоло
деть въ прозе жизни, сберечь чувство и
душу отъ холода действительности и сохра
нить юность сердца и въ лАта зрелости, и
въ годы старости. Но т а к т натуры слиш
комъ редки, и поэзш юности слишкомъ
редко бываетъ ручательствомъ за поэзш
дальнейшихъ вопросовъ. Бракъ есть реши
тельная эпоха въ жизни мужчины и еще
более въ жизни женщины: для обоихъ это—
гробъ поэзш н колыбель пошлой прозы и
очерствАвш души и чувства. Авторъ «Па
раши» превосходно охарактеризовал'!, эпите-
томъ «довольнаго собой» целый разряди лю
дей, особенно страшныхъ и гибельныхъ для
благоуханной поэзш женсгвенныхъ существъ.
Люди разделяются не только на умныхъ и
на дураковъ: те и друпе равно редки, и
между ними занимаетъ место огромный р&з
рядъ пшнлыхъ людей. Эти люди пр боль
шей части умны п не глупы, иногда же
между ними попадаются люди не безъ ума
и не безъ способностей; но главное ихъ ка
чество въ томъ и цругомъ случае—доволь
ство самими собой. Эти господа не зяаютъ,
что такое раскаяше, стремлеше къ идеалу
и тоска отъ невозможности достичь его, что
такое горе безъ несчастш и етрадаше при
хорошемъ положении дАлъ и добромъ здо
ровье. Какъ бы ни была глубока и богата
духовными дарами натура женщины, но если
ея мужемъ сделается одинъ нзъ такихъ го-
сподъ, ей остаются только две неизбежный
дороги: или медленно зачахнуть, или поми
риться съ жизнью, какъ она естг... Послед
нее всего чаше случается. Въ выспшхъ
кругахъ общества при этомъ не исчезаете,
поэзш внешности, и нарядъ остается на
всегда обдуманно простъ, взглядъ разсАянъ,
насмАшдивъ и дологъ, и любовь душиста
и быстра, какъ записки и почеркъ; но в.ъ еред-
нихъ кругахъ общества внешняя пошлость
верно отражаетъ внутреннюю, и милые по
левые цветки быстро вянуть въ неловкихъ
лапахъ довольнаго собой чиновника...
На другой день въ доме отца Параши
ждутъ гостя. Старикъ наделъ фракъ; дочь
въ тайномъ волненш; ея прическа такъ мила,
перчатки такъ свежи... Наконецъ, гость
является. Онъ говорить со стариками,
очаровывает,ъ ихъ, съ Парашей ни слова; но
все въ немъ дышало «сознаше.чъ внезапнаго
сближенья».
И предаваясь дивной тишине,
Онъ наслаждался страстно и вполне.
Позтъ даже заставляетъ его «пылать
святымъ и чистымъ жаромъ» и уверяетъ,
что онъ былъ любимъ... Предупреждая со
мн ете читателей, авторъ спрашиваетъ ихъ:
Скажите—ваша память мне номожетъ—
Какъ мне назвать ту страстную тоску,
Ту грустную, невольную тревогу,
Которая беретъ васъ понемногу...
Къ чему намъ лицемерить, о, друзья!
Ее любовью называю я.
Наступаете ночь; хозяине приглашаете
гостя погулять по саду и съ своей супругой по
немногу отстаетъ отъ молодой четы. Душа
Параши не совсемъ спокойна, а онъ не
начинаете разговора за теме, что боится
внезапныхъ ощущешй и чувствительныхъ
порывовъ, за теме, что былъ смущецъ сво-