361 / 734
И. Б И Б Л I О Г Р А Ф I Я.
714
задуманное имъ «успешное» упреждается чу
жими «успешными», особенно «успешней
шими». Такъ, напримЬръ, «Юрий Милослав-
-сшй» упредили выходомъ «Димитрш Само
званца»— и зато навлеки на себя довольно
грозную критику въ «Северной Пчеле». Рав
ными образомъ Булгарини не любитп со-
вместничества.
Возвратимся къ «представленшмъ» Поле
вого ви изданномъ ныне третьемн ихъ
тои6.'Ц |
Этотъ третш томи содержитъ въ себе
«Гамлета» — драматическое
представлеше
Виллтма Шекспира—и «Уголино»—драма
тическое представлеше Николая Полевого,
но его можно счесть за сочинеше, ибо сущ
ность всякаго произведения составляетъ его
духи, а въ переведенномъ Полевыми «Гам
лете» Шекспира нгЬтъ нисколько Шекспи-
ровскаго духа: переводчики заменили его
собственными своими. Поэтому «Гамлетъ»
таки же точно есть сочинеше Полевого,
какъ и «Уголино»: ви обоихъ одинъ духи,
одна, манера, и если Шексииръ болЬе или
менее виновати въ «ГамлегЬ» Полевого, то
они же более или менЬе виновати и въ
«Уголино»; ибо въ какомъ отношеши нахо
дится «Гамлетъ» Полевого къ «Гамлету»
Шекспира, въ такомъ же точно отношеши
находится «Уголино» Полевого къ «Ромео
и Юлш» Шекспира... Мноие считаюсь эго
«тношеше весьма похожими на отношеше на
рода къ оригиналу... Мы сказали, что сущ
ность всякаго произведена заключается въ
его духе, и потому должны характеризовать
духи «Гамлета» и «Уголино». Си этой точ
ки зрЬшя оба эти произведена чрезвычай
но интересны, потому что оба они— родо
вый, типическш явлетя въ области русской
литературы.
Ииыя слова, по особенными обстоятель
ствами, получаютъ впослЬдетвш совсЬмъ дру
гое значеше, нежели какое имели вначале
и какое назначила имъ выражать этимоло-
гш языка. Такъ, напримЬръ, русское слово
«чувствительный» сперва означало человека
съ чувствомъ, си душой, следовательно, оно
имело похвальное значеше. Но сентимен
тальность, овладевшая нашей литературой
и нашими обществомъ въ конце прошлаго
и начале текущаго столгМя, дала слову
«чувствительный» ироническое значеше, такъ
что теперь говорить «человеки съ чувствомъ»
и уже не говорить «чувствительный чело
веки», ибо последнее означаетъ слезливаго
вздыхателя, аркадскаго пастушка въ соло
менной шляпе, съ розовыми лентами на
груди,— лицо некогда известное въ русской
литературе поди имекемъ Эраста Чертопо
лох ова. Такими же точно образомъ у немцевъ
'713
выражеше «прекрасная душа» (schöne Seele)
и происшедшее отъ него неловкое въ рус-
скомъ переводе слово «прекраснодуппе»
(Schönseeligkeit) получили въ последнее
время совершенно противоположное значе
ше. Слово «прекрасная душа» у немцевъ
выражаетъ собой понятю о техъ слабкхъ и
поверхностныхъ характерахъ, которые ис
полнены эятузшзма ко всему высокому ж
прекрасному, но которые никогда не могутъ
понять хорошенько, въ чемъ состоять и что
такое это «высокое» и «прекрасное», отъ
котораго они всегда въ такомъ восторге.
Сердце у этихъ людей действительно доброе,
ума въ нихъ также отрицать нельзя; но они
лишены всякаго такта действительности. Они
узнаютъ высокое и прекрасное только въ
книге, и то не всегда; въ жизни же п въ дей
ствительности они иногда не узнаютъ ни того,
ни другого и отъ этого скоро во всемъ разо
чаровываются (любимое ихъ словцо!), холо-
деютъ душой, стареются во цвете летъ,
останавливаются на полудороге и оканчива-
ютъ темъ. что или (и это по большей ча
сти) примиряются съ действительностью, ка
кова бы она ни была, т. е. съ облаковъ
прямо иадаютъ въ грязь, или делаются ми
стиками, мизантропами, лунатиками, сомнам
булами. Обыкновенно они смешны и жалки
въ томъ и другомъ случае; но въ первомъ
они бываютъ иногда ужъ и не жалки, а ско
рее страшны своимъ примирешемъ съ дей
ствительностью... Не разочаровываться имъ
невозможно, ибо у ннхъ идеалъ не имеетъ
ничего общаго съ действительностью и
неспособенъ къ осуществление на де
ле. Если этотъ идеалъ — дева, то непре
менно неземная, которая не йети, не пьеть
и не хвораетъ, питаясь одними высокими
чувствами, любовью, восторгомъ, вдохновеш-
емъ н проч. И потому въ девахи они наи
более разочаровываются: неспособные понять
и оценить ничего, что просто, безъ претен
зий и безъ эффектовъ прекрасно, они всего
чаще привязываются къ ничтожнымъ созда-
ншмъ и умножаютъ число несчастныхъ бра-
ковъ по страсти. Если этотъ идеалъ—другъ,
то горе ему: саиолюбш— болезнь «прекрас-
ныхъ душъ»—потребуешь отъ него, чтобъ
онъ отказался отъ себя и безпрестанно лю
бовался прекрасными чувствами и словами
своего друга, страдалъ бы его страданшми,
радовался его радостями, а о себе не ду
мали бы вовсе; въ противномъ случае, онъ
— эгоистъ, холодная душа, «разочарователь».
Идеалъ блаженства любви «прекрасныхъ
душъ»— пустыня вдали отъ людей, природа,
прогулки при луне, вздохи, попфлуи и—
больше всего—совершенное бездействш. Они
вечно стремятся т у д а , а з д е с ь недоволь
ны всемъ: люди ихъ не понимаютъ, жизнь