703
СОЧИНЕНЫ В. Г. В'ЬЛИНСКАГО.
704
Чтобъ камня моего могли коснуться
Вы легкою ногой или одеждой,
Когда сюда, на етотъ гордый гробъ,
Придете кудри наклонять и плакать...
Донья-Анна защищается все слабее и сла
бее; у ней вырывается кокетливый вопросъ:
«И любите давно ужъ вы меня?» Самолю
бы ея затронуто— до сердца недалеко... Она
назначила ему свидаше у себя дома завтра
вечеромъ...
Донья-Анна— такъ же истая испанка, какъ
и Лаура, только въ другомъ роде. Та— бая
дера европейскихъ обществъ, а эта— ихъ
матрона, обязанная общеетвомъ быть лице
мерной и проченная къ лицем'Ьрству. Она
девочка; посещены монастырей, набожный
занятая и слезы надъ гробомъ мужа (суро-
ваго старика, за котораго вышла насильно
и котораго никогда не любила) суть един
ственная отрада, единственное утеш ете ея,
бйдной,безутйшпой вдовы... Но она женщи
на, и притомъ южная: страсть у нея— дйло
минуты, и ни позоръ общественнаго мнйшя,
ни лютая казн^. не пом'Ьтаютъ ей отдаться
вполне тому, кто умйлъ заставить ее по
любить...
Донъ-Хуанъ въ восторге отъ своего успе
ха. Хоть онъ и привыкъ къ победами, но
эту онъ считалъ труднее, чймъ оказалось,
потому что доеья-Анна возбудила въ немъ
сильную страсть. Повеса въ радости своей
велитъ Лепорелло звать статую командора
къ доньй-Анн'Ь на завтрашшй вечеръ. Ста
туя киваетъ ему головой въ знакъ согласш;
Лепорелло въ ужасе. Донъ-Хуанъ самъ зо-
ветъ ее— и съ ужасомъ видитъ, что она кив
нула и ему...
Но донъ-Хуанъ не такой человйкъ, чтобъ
что-нибудь могло остановить его. Онъ у вдо
вы. РЬчи его страстны, нежны, льстивы,
вкрадчивы; искусно сумйлъ онъ, возбудивъ
ея женское любопытство, объявить доньй-
Аннй собственное имя... Онъ хочетъ, чтобъ
его любили для него самого, чтобъ его обни
мала жена убитаго имъ мужа, Но она уже
любитъ его, и его дерзость еще больше увле-
каетъ ее. Не торопясь, глупо, онъ про-
ситъ на разставаиъе только одного холод-
наго и мирнаго ноцйлуя— и получаетъ поцй-
луй... Но вотъ входитъ статуя, со словами;
«Я на зовъ явился».
Д он ъ-Х у а н ъ. О, Волге! донна-Анна!
С т а т у я . Брось ее;.
Все кончено. Дрожишь ты, донъ-Хуанъ?
Д оп ъ-Х у а н ъ. Я? нЪтъ! я звалъ тебя, и
радъ, что вижу.
С т а т у я . Дай руку.
Д он ъ-Х у а н ъ. Вотъ она... о, тялсело
Пожатье каменной его десницы!
Оставь меня, пусти, пусти мнЪ руку!..
Я гибну— кончено-о, донна-Анна!..
Онъ проваливается. Это фантастическое осно
ваны поэмы на вмешательстве статуи про
изводить непрштный эффекта, потому что
не возбуждаетъ того ужаса, который обязано
бы возбуждать. Въ наше время статуй не
боятся и внйшнихъ развязокъ, d ea s ex m a
ch ina, не дюбятъ; но Пушкинъ былъ связанъ
предашемъ и оперой Моцарта, неразрывной
съ образомъ допъ-Хуана. Делать было не
чего. А драма непременно должна была раз
решиться трагически— гибелью донъ-Хуана;
иначе она была бы веселой повестью— не
больше, и была бы лишена идеи, лежащей
въ ея основаны. Чтб такое донъ-Хуанъ?—
Каждый чоловйкъ, чтобъ жить не одной фи
зической жизнью, но и нравственной вме
сте, долженъ иметь въ жизни какой-нибудь
интересъ, что-нибудь въ роде постоянной
склонности, вдеченш къ чему-нибудь. Иначе
жизнь его будетъ или не полна, или пуста.
Въ людяхъ высшей природы этотъ интересъ,
эта склонность, это влечете проявляется какъ
могущественная страсть, составляющая ихъ
силу. Одинъ находитъ свою страсть, наеосъ
своей жизни въ науке, другой— въ искус
стве, третей - въ гражданской деятельности,
и т. д. Донъ-Хуанъ поевятилъ свою жизнь
наслажденш любовью, не отдаваясь одна
ко жъ ни одной женщине исключительно.
Это путь ложный. Не говоря уже о томъ, что
мужчине невозможно наполнить всю жизнь
свою одной любовью,— его одностороннее
стремлеше не могло не обратиться въ без
нравственную крайность, потому что для
удовлетворены ея онъ долженъ былъ губить
женщниъ по ихъ подоженш въ обществе—
и онъ сделадъ себе изъ этого ремесло. Оскор
блены не условной, но истинно-нравственной
идеи всегда влечетъ за собой наказаны, раз
умеется, нравственное же.
Самымъ есте-
ственнымъ наказашемъ донъ-Хуану могла
бы быть истинная страсть къ женщине, ко
торая или не разделяла бы этой страсти, или
сделалась бы ея жертвой. Кажется, Пушкинъ
это и думалъ сделать: по крайней мйрй такъ
заставляетъ думать последнее, изъ глубины
души вырвавшееся у донъ-Хуана восклица-
ше: «О, донна-Анна!», когда его увлекаетъ
статуя; но эта статуя портить все дело, въ
чемъ, какъ мы заметили выше, нашъ поэта
не виновата нисколько
Итакъ, несмотря на это, «Каменный Гость»
въ художественномъ отношены есть лучшее
созданы Пушкина,— а это много, очень
много!
«Сцены изъ рыцарскихъ временъ» пред-
ставляютъ мещанина, возгяушавшагося ево-
имъ состоятемъ и желавшаго попасть въ
благородные, а между гЬмъ чуть не попав-
шагося на виселицу. Ташя исторш случались
въ средте века, н Пушкинъ мастерски изло-