332 / 734
655
С0ЧИНЕН1Я В. Г. БTiЛИНСКАГО.
656
народу, владыкой котораго впоследствш сде
лался Годуновъ. Повторяемъ: расчетъ тон-
к!й, хитрый, но не гешальный; въ немъ ви-
денъ придворный интриганъ, а не будугщй
великгй государь... Годуновъ делается зя-
темъ наследника, а по смерти Грознаго —
чденомъ верховной думы,—и Грозный -ему
въ особенности, мимо старгпихъ бояръ, за-
вещалъ блюсти царство. Никакш ведьмы не
предсказывали этому новому Макбету его
будущаго величш; но его голове было отъ
чего закружиться и безъ предсказанШ! Это
фантастическое счастье онъ могъ принять
за лучшее изъ всехъ предсказашй! Онъ
уничтожилъ верховную думу и официально
былъ названъ правителемъ государства:
только для вида подавалъ голосъ въ цар
ской думе, но решалъ все дела самовласт
но, прйнималъ пословъ, договаривался съ
ними и давалъ ихъ свите целовать свою
руку... На троне сиделъ царь по имени,
молчальникъ и молелыцнкъ въ сущности,
который вручилъ своему родственнику и лю
бимцу всю власть свою, «избывая мфсшя
суеты п докуки»... Чего недоставало Году
нову?—только престола... И онъ достигъ его.
Еакъ правитель и какъ царь, Годуновъ
обнаружилъ много ума и много способности,
но нисколько гейш. Въ томъ и другомъ слу
чае это былъ не больше, какъ умный и спо
собный министръ,—но не Сюлли, не Коль-
беръ, которые умели открыть новые источ
ники государственной силы тамъ, где никто
не подозревалъ ихъ: нетъ, это былъ ми
нистръ, который съ усаехомъ велъ государ
ство по старой, уже проложенной колеё, на
основании сохранешя statu quo. Насильствен
ная смерть царевича,;—кто бы ни былъ ея
причиной,—уже бросила на него тень по
дозревая въ гдазахъ народа, и это подозре-
ше всеми силами возбуждали и поддержи
вали враги его—бояре, которые естественно
никакъ не могли простить ему присвоена
того, на что каждый изъ нихъ считали се
бя точно въ такомъ же, какъ и онъ, праве.,
Какъ правитель, Годуновъ не могъ вносить
новыхъ элементовъ въ жизнь государства,
которыми управляли не отъ своего имени.
Подобная попытка могла бы разстроить все
его планы и погубить его. Но когда онъ
сделался царемъ,—тогда онъ непременно
должепъ былъ явиться реформаторбмъ-зиж-
дитедемъ, чтобъ заставить и народъ, и вра-
говъ своихъ—бояръ—забыть, что еще не
давно былъ онъ такими же, какъ и они,
подданными. Но что же онъ сделали для
Россш. сделавшись ея царемъ?—и какими
царемъ—самовластными, воля котораго для
народа была воля Божья! Чего бы нельзя
было сделать съ такой властью, подкрепляе
мой гешемъ! Но и сделавшись царемъ, Го-
дуновъ остался теми же умными и ловкими
правителемъ, какими были и при ведоре.
Надъ окружающими его боярами онъ имели
личныхъ преимуществъ не больше, какъ на
столько, чтобъ оскорбить своими превосход-
ствомъ ихъ самолюбш, ихъ ограниченность
и посредственность, но не настолько, чтобъ
покорить ихъ этими превосходствомъ, за
ставить ихъ па.егь передъ ними, какъ пе-
редъ существомъ высшаго рода. Онъ лов
ко разыграли комедпо, по счастливому вы-
раженпо Пушкина, «морщившись передъ
короной, какъ пьяница передъ чаркой вина»;
онъ заставили себя избрать, а не сами объ
явили себя царемъ; онъ долго обнаружи
вали какой-то ужасъ къ мысли о верхов
ной власти, и долго заставляли себя умо
лять, Но эта комедш даже черезчуръ тонко
была разыграна, и въ ней проглядываетъ
не образъ великаго человека, который все
гда прямо идетъ къ своей цели, даже и
тогда, когда идетъ къ ней не прямой до
рогой, а образъ «маленькаго великаго че
ловека», смелаго интригана. Это сейчаеъ
же и обнаружилось, какъ скоро избраше
было решено, и венчаше осталось уже толь
ко обрядомъ, который не опасно было и от
ложить на время. Когда Сикстъ У былъ из
брани конклавомъ, онъ вдругъ выпрямился
и, иротивъ обыкновешя, сами запели «Те
Б е й т » : въ этой поспешности виденъ вели
шй человеки, достагппй своей цели и при
нимающей власть не какъ нипцй копейку,
съ низкими поклонами, но съ уверенностью
и гордостью силы, созпающей свое право на
власть. Сикстъ не начали разсыпаться въ
обещашяхъ: буду-де таковъ-то и таковъ,
сделаю то и другое; а сейчасъ начали
б ы т ь и д е л а т ь , никому це угождая, ни
къ кому не подлаживаясь, и заставляя тре
петать техъ, которые никого не трепетали
и которыхъ все трепетали.. Не такъ посту
пили Годуновъ. При венчаши на царство
онъ клянется быть отцомъ народа, показы-
ваетъ свою рубашку, говоря, что всегда бу-
детъ готовъ разделить ее съ последними
своими подданными... Кто просили, кто тре
бовали отъ него этихъ обещашй и клятвъ?
И что значатъ они, что видно въ нихъ, если
не чрезмерная радость о достиженш давно
желанной цели, если не благодарность, ро
жденная этой радостью, —благодарность за
блестящее бремя не по силами, за великое
титло не по достоинству, за высшую власть
не по заслуге?... Не такъ принимаетъ по
добную власть гешй, велпкгй человеки: они
беретъ ее, какъ что-то свое, принадлежа
щее ему но праву, никому не кланяясь,
никого не благодаря, никому не делая обе
щашй, не давая клятвъ въ порыве дурно
скрытаго восторга. Вскоре после Годунова