63У
С0ЧИНЕН1Я В. Г. Б'ЬЛИНСКЛГО.
640
что молодость, красота и взаимность! Вотъ
понятая, заимствованный изъ плохихъ сен-
тиментальныхъ романовъ! Немая деревен
ская девочка съ детскими мечтами—и свет
ская женщина, испытанная жизнью и етра-
даншмъ, обретшая слово для выражешя сво-
ихъ чувствъ и мыслей, какая разница! И все-
таки, по мненш Татьяны, она более спо
собна была внушить любовь тогда, нежели
теперь, потому что она тогда была моложе и
лучше... Какъ въ этомъ взгляде на вещи
видна русская женщина! А этотъ упрекъ,
что тогда она нашла со стороны Онегина
одну суровость? «Вамъ была не новость сми
ренной девочки любовь?» Да это уголовное
преступаете—не подорожить любовью нрав-
ственнаго эмбрюна!.. Но за этимъ упрекомъ
тотчасъ следуетъ и оправдаше:
...................
Но васъ
Я не виню:
въ тотъ страшный часъ
Вы поступили благородно,
Вы были правы предо мной;
Я благодарна всей душой ..
Основная мысль упрековъ Татьяны со
стоять въ убеждеши, что Онегинъ потому
только не нолюбилъ ее тогда, что въ этомъ
не было для него очаровашя соблазна; а те
перь приводить къ ея ногамъ жажда сканда
лезной славы... Во всемъ этомъ такъ и про
бивается страхъ за свою добродетель... ■
Тогда—не правда ли?—въ пустынь,
Вдали отъ суетной молвы,
Я вамъ не нравилась... Что жъ нынЪ
Меня преследуете вы?
ЗачЪмъ у васъ я на примете?
Не потому ль, что въ высшемъ свете
Теперь являться я должна,
Что я богата и знатна;
Что мужъ въ сраженьяхъ изувеченъ;
Что насъ за то ласкаетъ дворъ?
Не потому ль, что мой позоръ
Теперь бы всеми былъ замеченъ,
И могъ бы въ обществе принести
Вамъ соблазнительную честь?
Я плачу... Бели вашей Тани
Вы не забыли до сихъ поръ,
То знайте: колкость вашей брани,
Холодный, строшй разговоръ,
Когда бъ въ моей лишь было власти,
Я предпочла бъ
обидной
страсти
И этимъ письмамъ, и слезамъ.
Къ моимъ младенческимъ мечтамъ
Тогда, имели вы хоть жалость,
Хоть уважеше къ летамъ...
А нынче?—что къ моимъ ногамъ
Васъ привело?
Какая малость!
Какъ съ вашимъ сердцемъ и умомъ
Выть чувства мелкаго рабомъ?
Въ этихъ стихахъ такъ и слышится тре-
петъ за свое доброе имя въ болыномъ свете,
и въ сл'Ьдующихъ затЬмъ представляются не-
оспоримыя доказательства глубочайшаго пре-
зрЬнш къ большому свету... Какое противо
реча! И что всего грустнее, то и другое
истинно въ Татьяне...
А мне, Онегинъ, пышность эта—
Постылой жизни мишура.
Мои успехи въ вихре света,
Мой модный домъ и вечера,—
Что въ нихъ? Сейчасъ отдать я рада
Всю эту ветошь маскарада,
Весь этотъ блескъ, и шумъ, и чадъ
За по ку внигъ, за дикий садъ,
За наше бедное жилище.
За те места, где въ первый разъ,
Онегинъ, видела я васъ,
Да за смиренное кладбище,
Где нынче крестъ и тень ветвей
Надъ бедной нянею моей.
Повторяемъ: эти слова такъ же непритвор
ны и искренни, какъ и предшествовавшщ
имъ. Татьяна не любитъ свёта и за счастье
почла бы навсегда оставить его для деревни;
но пока она въ свете—его мн ете всегда бу-
детъ ея идоломъ, и страхъ его суда всегда
будетъ ея добродетелью...
А счастье было такъ возможно,
Такъ близко!.. Но судьба моя
Ужъ решена. Неосторожно,
Выть можетъ, поступила я;
Меня съ слезами заклинашй
Молила, мать; для бедной Тани
Все были жребш равны..
Я вышла замужъ. Вы должны,
Я васъ прошу, меня оставить;
Я знаю: въ вашемъ сердце есть
И гордость, и прямая честь.
Я васъ люблю
(къ чему лукавить?),
Но я другому отдана
,—
И буду вгькъ ему вщта
Посл^дте стихи удивительны — подлинно
«конецъ в4нчаетъ дело»! Этотъ ответа могъ
бы итти въ примеръ класеическаго «высо-
каго» (sublim e) наравне съ отнетомъ Медеи:
«moi!» и стараго Горацш: «qu’il mourût!»
Вотъ истинная гордость женской добродетели!
«Но я другому отдана»,—именно о т д а н а , а
не о т д а л а с ь ! Вечная верность - к ом у и
въ чемъ? Верность такимъ отношеншмъ, кото
рый составляюсь профанацда чувства и чи
стоты женственности, потому что некоторый
отношении неосвящаимыя любовью, въ выс
шей степени безнравственны... Но у насъ
какъ-то все это клеится вместе: шэзш(— и
жизнь, любовь — и бракъ по расчету, жизнь
сердцемъ — и строгое исполневю внешнихъ
обязанностей, внутренно ежечасно нарушае-
мыхъ... Жизнь женщины по преимуществу
сосредоточена въ жизни сердца; любить—для
нея жить, а жертвовать — значить любить.
Для этой роли создала природа Татьяну; но
общество пересоздало ее... Татьяна невольно
напомнила намъ Веру въ «Герое Нашего
Времени», женщину слабую по чувству,
всегда уступающему ему, и прекрасную, вы
сокую въ своей слабости. Правда, женщина по-
ступаетъ безнравственно, принадлежа вдругъ
двумъ мужчинамъ, одного любя, а другого
обманывая: противъ этой истины не можетъ