321 / 734
633
I. КРИТИЧЕСКИ! СТАТЬИ.
634
—
Такъ, видно, Богъ велгъль.
Мой Ваня
Моложе былъ меня, мой
свётъ
,
А было мн’Ь
тринадцать
л'Ьтъ.
НедЁли
двё
ходила сваха
Къ моей роднЁ, и, наконецъ,
Благословилъ меня отедъ.
Я горько плакала со страха-,
М
нё
съ плачемъ косу расплели,
И съ пЁньемъ въ церковь повели,
И вотъ ввели въ семью чужую...
Вотъ какъ пишетъ истинно-народный,
истинно-нащональный поэтъ! Въ словахъ
няни, простыхъ и народяыхъ, безъ тривтль-
ности и пошлости, заключается полная и яр
кая картина внутренней домашней жизни
народа, его взглядъ на отношенш ноловъ,
на любовь, на бракъ... И это сделано вели-
кимъ поэтомъ одной чертой, вскользь, мимо-
ходомъ брошенной!.. Какъ хороши эти добро
душные и простодушные стихи:
И, полно, Таня! Въ эти лЁта
Мы не знавали про любовь;
А то бы согнала со свЁта
Меня покойница свекровь!
Какъ жаль, что именно такая народность
не дается многимъ нашимъ поэтамъ, кото
рые такъ хлопочутъ о народности—и доби
ваются одной площадной тривильности...
Татьяна вдругъ решается писать къ Оне
гину: порывъ наивный и благородный; но
его источнинъ не въ сознанш, а въ безсо-
знательности: бедная девушка не знала, что
делала. После, когда она стала знатной ба
рыней, для нея совершенно исчезла возмож
ность такихъ наивно великодушныхъ движе-
вШ сердца... Письмо Татьяны свело съ ума
всЬхъ русскихъ читателей, когда появилась
третья глава «Онегина». Мы вместе со вс£-
ми думали въ немъ видеть высочайнпй обра-
зецъ откровенш женскаго сердца. Самъ ноэтъ,
кажется, безъ всякой ироши, безъ всякой
задней мысли и писалъ, и читалъ это пись
мо. Но съ т£хъ поръ много воды утекло...
Письмо Татьяны прекрасно и теперь, хотя
уже отзывается немножко какой-то дбтско-
стью, чймъ то «романическимъ». Иначе и
быть не могло; языкъ страстей былъ такъ
новъ и недоступенъ нравственно-н'Ьмотствую-
щей Татьяне; она не умела бы ни понять,
ни выразить собственныхъ своихъ ощуще-
шй, если бы не прибегла къ помощи впе-
чатлещй, оставленныхъ на ея памяти пло
хими и хорошими романами, безъ толку и
безъ разбора читанными ею... Начало пись
ма превосходно: оно проникнуто просшмъ
йскреннимъ чувствомъ; въ немъ Татьяна
является сама собой:
Я къ вамъ пишу—чего же болЁ?
Что я могу еще сказать?
Теперь я знаю, въ вашей
волё
Меня презр-Ьньемъ наказать.
Но вы,
къ
моей несчастной
долё
Хоть каплю жалости храня,
Вы не оставите меня.
Сначала я молчать хотЁла;
ПовЁрьте: моего стыда
Вы не узнали бъ никогда,
Когда бъ надежду я имЁла
Хоть рЁдко, хоть въ недЁлго разъ,
Въ деревн-Ь нашей
видёть
васъ,
Чтобъ только слышать ваши рЁчи,
Вамъ слово молвить, и потомъ
Все думать, думать объ одномъ,
И день, и ночь до новой встрЁчи.
Но, говорятъ, вы нелюдимъ;
Въ глуши, въ деревн-Ь, все вамъ скучно,
А мы... ничЬмъ мы не блестимъ,
Хоть вамъ и рады простодушно.
ЗачЬмъ вы посЪтили нась?
Въ глуши забытаго селенья
Я никогда не знала бъ васъ,
Не знала бъ горькаго мученья.
Души неопытной волненья
Смиривъ со временемъ (какъ знать?),
По сердцу я нашла бы друга,
Выла бы вЪрная супруга
И добродЬтельная мать.
Прекрасны также стихи въ конщЬ письма:
.................. Судьбу мою
ОтнынЪ я тебЪ вручаю,
Передъ тобою слезы лью,
Твоей защиты умоляю...
Вообрази: я зд-Ьсь одна,
Нпкто меня не понимаетъ;
Разсудокъ мой изнемогаетъ,
И молча гибнуть я должна.
Все въ письме Татьяны истинно, но не
все просто: мы выписали только то, что и
истинно, и просто вместе. Сочеташе про
стоты съ истиной составляетъ высшую кра
соту и чувства, и дела, и выражешя...
Замечательно, съ какимъ усшиемъ ста
рается ноэтъ оправдать Татьяну за ея р е
шимость написать и послать это письмо:
видно, что поэтъ слишкомъ хорошо зналъ
общество, для котораго писалъ...
Я зналъ краеавицъ недоступныхъ,
Холодныхъ, чистыхъ, какъ зима,
Неумолимыхъ, неподкупныхъ,
Непостижимыхъ для ума:
Ихъ добродЪтели природной,
Дивился я ихъ спЬси модной,
И, признаюсь, отъ нихъ бЬжалъ,
И, мнится, съ ужасомъ читалъ
Бадъ ихъ бровями надпись ада:
Оставь надежду навсегда.
Внушать любовь для нихъ бЬда,
Пугать людей для нихъ отрада.
Быть можетъ, на брегахъ Невы
Подобныхъ дамъ видали вы.
Среди поклонников!- послушныхъ
Другихъ причулницъ я видалъ,
Самолюбиво-равнодушныхъ
Для вздоховъ страстныхъ и похвалъ,
И что жъ нашелъ я съ изумленьемъ?
ОнЬ, суровымъ иоведеньемъ
Пугая робкую любовь,
Ве привлечь ум-Ьли вновь,
По крайней мЁрЁ, сожалЁньемъ,
По крайней мЁрЁ, звукъ рЁчей
Казался иногда
нёжнёй
.
И съ легковЁрнымъ ослЁпленьемъ
Опять любовникъ молодой