323 / 734
637
I. КРИТИЧЕСКИ СТАТЬИ.
638
рилась въ себе для вн'Ьшняго м!ра. Но раз
рушенная надежда не погасила въ ней по-
жирающаго ее пламени: онъ началъ гореть
тЬмъ упорнее и напряженнее, ч4мъ глуше и
безвыходн'Ье. Несчастье даетъ новую энер-
г)ю страсти у натуръ съ экзальтированнымъ
воображешемъ. Имъ даже нравится исклю
чительность ихъ иоложешя; онЪ любятъ свое
горе, ледеютъ свое етраданш, дорожатъ имъ,
можетъ быть, еще больше, нежели сколько
дорожили бы они своимъ счастьемъ, если бъ
оно выпало на ихъ долю... И при томъ, въ
глухомъ л^су нашего общества, где бы и
скоро ли бы встретила Татьяна другое су
щество, которое, подобно Онегину, могло
бы поразить ея воображеше и обратить огонь
ея души на другой предметъ? Вообще не
счастная, неразделенная любовь, которая
упорно нереживаетъ надежду, есть явлеше
довольно болезненное, причина котораго, по
сдишкомъ редкимъ и, вероятно, чисто фи-
зюлогическимъ причинамъ, едва ли не скры
вается въ экзальтацш фантазш, елишкомъ
развитой на счетъ другихъ способностей
души. Но какъ бы то ни было, а етраданш,
происходящш отъ фантазш, падаютъ тяжело
на сердце и терзаютъ его иногда еще силь
нее, нежели етраданш, корень которыхъ въ
самомъ сердце. Картина глухихъ, никемъ не
разделенныхъ страдашй Татьяны изображе
на въ пятой главе съ удивительной истиной
и
простотой. Посещеше Татьяной опусте-
лаго дома Онегина (въ седьмой главё) и
чувства, пробужденный въ ней этимъ оста-
вленнымъ жилищемъ, на всехъ предметахъ
котораго лежалъ такой резюй отпечатокъ
духа и характера остававшаго его хозяина,
—нринадлежитъ къ лучшимъ местамъ по
эмы и драгоценнейшимъ сокровищамъ рус
ской поэзш. Татьяна не разъ повторила это
посещеше.
И въ молчаливомъ кабинете,
Забывъ на время все на свЪтЪ,
Осталась, наконецъ, одна,
И долго плакала она.
Потомъ за книги принялася.
Сперва ей было не до нихъ;
Но показался выборъ ихъ
Ей страненъ.
Чтенью предалася
Татьяна жадною душой:
И ей открылся мгръ иной.
И начинаетъ понемногу
Моя Татьяна понимать
Теперь яснее, слава Богу,
Того, по комъ она вздыхать
Осуждена судьбою властной...
Ужель загадку разрешила,
Ужели
слово
найдено?..
Итакъ, въ Татьяне, наконецъ, совершился
актъ, сознанш: умъ ея проснулся. Она по
няла, наконецъ, что есть для человека инте
ресы, есть етраданш и скорби кроме инте
реса страдашй и скорби любви. Но поняла
ли она, въ чемъ именно состоятъ эти друие
интересы и етраданш, и если поняла, послу
жило ли это ей къ облегченно ея собствен-
ныхъ страдашй? Конечно, поняла, но только
умомъ, головой, потому что есть идеи, кото
рый надо пережить и душой, и теломъ, чтобъ
понять ихъ вполне, и которыхъ нельзя из
учить въ книге. И потому книжное знаком
ство съ этимъ новымъ MipoM'b скорбей если
и было для Татьяны откровешемъ, это откро-
веше произвело на нее тяжелое, безотрадное
и безплодное вНечатлеше; оно испугало ее,
ужаснуло и заставило смотреть на страсти,
какъ на гибель жизни, убедило ее въ не
обходимости покориться действительности,
какъ она есть, и если жить жизнью
сердца, то про себя, въ глубине своей души,
въ тиши уединенш, во мраке ночи, посвя
щенной тоске и рыдашямъ. Посещеше дома
Онегина и чтете его книгъ приготовили
Татьяну къ перерождешю изъ деревенской
девочки въ светскую даму, которое такъ
удивило и поразило Онегина, Въ предше
ствовавшей статье мы уже говорили о письме
Онегина къ Татьяне и о результате всехъ
его страстныхъ послашй къ ней; теперь пе-
рейдемъ прямо къ объясненш Татьяны съ
Онегинымъ. Въ этомъ объясненш все суще
ство Татьяны выразилось вполне. Въ этомъ
объясненш высказалось все, что составляетъ
сущность русской женщины съ глубокой на
турой, развитой общесгвомъ,—все: и пламен
ная страсть, и задушевность простого, искрен-
няго чувства, и чистота, и святость наив-
ныхъ движешй благородной натуры, резо
нерство и оскорбленное самолюбш, и тще-
елавш добродетелью, подъ которой замаски
рована рабская боязнь обгцественнаго мпе-
нш, и хитрые силлогизмы ума, светской мо
ралью парализировавшаго великодушный дви
жения сердца... Речь Татьяны начинается
упрекомъ, въ которомъ высказывается жела-
ше мести за оскорбленное самолюбш:
Ояегииъ, помните ль тотъ часъ,
Когда въ саду въ алее насъ
Судьба свела, и
такъ смиренно
Урокъ вашъ выслушала
я?
Сегодня очередь моя.
Он'Ьгинъ, я тогда моложе,
Я лучше, кажется, была.
И я любила васъ; и что же?
Что въ сердце вашемъ я нашла?
Какой ответь? Одну суровость.
Не правда ль? Вамъ была не новость
Смиренной девочки любовь?
И нынче - Боже!—стынетъ кровь,
Какъ только вспомню взглядъ холодной
И эту проповедь...
Въ самомъ деле, Онегинъ былъ виноватъ
передъ Татьяной въ томъ, что онъ не полю-
билъ ее тогда, какъ она была моложе и лучше
и любила его! Ведь для любви только и нужно,