381
I. КрИТИЧЕСКШ СТАТЬИ.
382
Ты, мой братъ, ты, подъ удары
Подставлявнпй твердо грудь,
Ты, который наоъ пожаромъ
Осаждениыхъ защитилъ...
Но коварнейшему даромъ
Щитъ и мечъ Ахилловъ былъ.
Миръ тебе во мгл'Ь Эрева.
Жизнь твою не прахъ пожалъ:
Ты своею силой палъ,
Жертва гибельнаго гнева.
Воспоминаше объ Ахилле дышитъ всей
полнотой греческаго созерцанш героизма:
О Ахиллъ! о мой родитель!
(Возгласилъ Неоптолемъ)
Быстрый
Mipa
посетитель,
Жреб1й лучший взялъ ты въ немъ.
Жить въ любви племенъ дгълами
Благо первое земли;
Будемъ славны именами
И сокрытые въ пыли!
Слава дней твоихъ нетленна:
Въ песняхъ будетъ цвесть она.
Жизнь живущихъ невгърна,
Жизнь отжившихъ неизмпнна!
Великодушная похвала Гектору, вложенная
Шиллеромъ въ уста Дюмеда, есть истинный
образецъ высокаго (cLu sub lim e) въ чувство-
ваши и выраженш:
Смерть велитъ умолкнуть злобе:
(Дюмедъ провозгласилъ)
Слава Гектору во гробе!
Онъ краса пергама былъ.
Онъ за край, где жили деды,
Веледушно пролилъ кровь.
Побгъдивишмъ—честь побгъды!
Охранявшему любовь!
Кто, на судъ явясь кровавый,
Славно палъ за отчЩ домъ,
Тотъ, почтенный и врггомъ,
Будетъ жить въ преданьяхъ славы!
Но чт5 можетъ сравниться съ этой трога
тельной, этой умиляющей душу картиной
«уб'Ьдениаго жизнью» Нестора, со словами
кроткаго угЬтпешя подающаго кубокъ стра
ждущей ГекубГ! Здесь въ резкой характери
стической черте схвачена вся гуманность
греческаго народа:
Несторъ, жизнью убеленный,
Нацедилъ вина фцалъ
И Гекубе сокрушенной
Дружелюбно выпить далъ.
Пей страдатй утоленье,
Добрый вакховъ даръ—вино:
И веселость, и забвенье
Проливаетъ въ насъ оно..
Пей, страдалица! печали
Утоляются виномъ:
Боги жалостные въ немъ
Подкрепление сердцу дали.
Вспомни матерь Шобею:
Что изведала она!
Сколь ужасная надъ нею
Казнь была совершена!
Но и съ нею, безотрадной,
Добрый Вакхъ не даромъ былъ;
Онъ струею виноградной
Въ мигъ тоску въ ней усыпилъ.
Вели грудь виномъ согрета
И въ устахъ вино кипитъ,
Скорби наши быстро мчитъ
Ихъ смывающая лета!
Эта высокая ораторш заключается мрачнымъ
финаломъ: пророчество Кассандры наме
каете на переменчивость участи всего подлун-
наго и на горе, ожидающее самихъ победи
телей Трои:
И вперила взоръ Кассандра,
Внявъ шепнувшимъ ей богамъ.
На пустынный брегъ Скамандра,
На дымящгйся Пергамъ.
Все великое земное
Разлетается какъ дымь:
Нынп жребт выпаль Троп,
Завтра выпадетъ другимъ.
Но съ греческимъ мщосозерцашемъ несооб
разно оканчивать высокую песнь раздираю-
щимъ душу диссонансомъ: богатая и полная
жизнь сыновъ Эллады въ самой себе, даже
въ собственныхъ диссонансахъ, находила
выходе въ гармонш и примиреше съ жизнью,
—и потому пьеса Шиллера достойно заклю
чается утешительнымъ обращешемъ отъ
смерти къ жизни, словно музыкальнымъ
аккордомъ:
Смертный, силЪ, насъ гнетущей,
Покоряйся и терпи!
Спящгй въ гробп, мирно спи!
Жизнью пользуйся, живугцШ
Такой былъ гречесюй романтизме: на гро-
бахъ и могилахъ загоралась для него веч
ная заря жизни; несчастш и гибель инди-
видуалънаго не скрывали отъ его глубокаго
и широкаго взгляда торжественнаго хода и
блаженствующей полноты общаго: на весе-
лыхъ пнршествахъ етавилъ онъ урны съ
непломъ почившихъ, статуи смерти и, глядя
на нихъ, восклицалъ:
СпящШ въ гробе, мирно спи!
Жизнью пользуйся, живущДй!
Смерть для грека являлась не мрачнымъ,
отвратительнымъ остовомъ, но прекраенымъ,
тихимъ успокоительнымъ гешемъ сна, крот
ко и любовно смежавшимъ навеки уто
мленный страдашемъ и блаженствомъ жизни
очи...
Переводе Жуковскаго «Торжества Побе
дителей» есть образецъ превосходныхъ пе-
реводовъ,—такъ что если при тщательномъ
сравневш иныя места окажутся не вполне
верно или не вполне сильно переданными,—
зато еще более найдется месте, которыя въ
переводе сильнее и лучше выражены. Такъ,
напримеръ, у Шиллера сказано просто: «И
въ дикое празднество радующихся приме
шивали оне (пленный жены и девы троян-
сшя) плачевное пеше, оплакивая собствен-
ныя етрадашя и падеше царства». У Жу
ковскаго это выражено такъ: