190 / 734
371
С0ЧННЕШЯ В. Г. БЫИНСКАГО.
372
Эти прекрасные стихи вдвойне замеча
тельны: они исполнены глубокаго чувства;
въ нихъ слышится вопль души,—и они до-
казываютъ фактически, что не Пушкинъ, а
Жуковсшй первый на Руси выговорилъ эле •
гическимъ языкомъ жалобы человека на
жизнь. Иначе и быть не могло. Жуковсшй
былъ первыми поэтомъ на Руси, котораго
поэзш вышла изъ жизни. Какая разница въ
этомъ отношенш между Державиными и Жу
ковскими! Поэзш Державина столь же без-
сердечпа, сколько сердечна поэзш Жуков-
скаго. Оттого торжественность и высоко
парность сделались преобладающими харак-
теромъ поэзш Державина, тогда какъ скорбь
и страданш составляютъ душу поэзш Жу-
ковскаго. До Жуковскаго на Руси никто и
не подозревали, чтобъ жизнь человека могла
быть въ тесной связи си его поэзией, и чтобъ
произведешя поэта могли быть вместе и
лучшей его бшграфшй. Тогда люди жили ве
село, потому что жили внешней жизнью и
въ себя не заглядывали глубоко.
Пой, пляши, кружись, Параша!
Руки въ боки подпирай!
восклицали Державинъ.
Прочь отъ насъ, Катонъ, Сенека,
Прочь, угрюмый Эпиктетъ!
Везъ утВхъ для человека
Пусть, несноеенъ былъ бы евВтъ!
восклицали Дмитршвъ. Эти певцы и тогда
умели плакать, но не умели скорбеть, Жу
ковсшй, какъ поэтъ по преимуществу роман-
тичесшй, былъ на Руси первыми певцомъ
скорби. Его ноэзш была куплена ими ценой
тяжкихъ утратъ и горькихъ страдашй; они
нашелъ ее не въ иллюминацшхъ, не въ га-
зетныхи реляцшхъ, а на дне своего растер-
заннаго сердца, во глубине своей груди,
истомленный тайными муками...
Въ посланш къ Тургеневу мы встречаемъ
столь же поразительное место, какъ и то,
которое сейчасъ выписали изъ посланш къ
Филалету:
..............И мы въ сей край незримый
Летимъ душой за милыми во слВдъ;
Но къ намъ отъ нихъ желанной вВсти н’Ьтъ;
Лишь тайное живетъ въ насъ ожиданье...
Когда жъ, когда?.. Другъ милый, упованье!
Гробами ихъ рубежъ означенъ тотъ,
На коемъ насъ свободы генШ ждетъ
Съ спокойетвп'мъ, безчувствшмъ, забвеньемъ.
Пришедъ туда, о другъ, съ какимь презртньемъ
Мы бросимъ взоръ на жизнь, на гнусный свптъ,
Гдгъ милому одинъ минувшт цвгътъ
,
Гдгъ доброму слпдовъ ко счастью нгътъ,
Гдгъ мнпте надъ совкстью властитель,
Гдгъ все, мой другъ, иль жертва, иль губитель!..
Дай руку, братъ! какъ знать, куда нашъ путь
Насъ приведетъ и скоро ль онъ свершится,
И что еще во мгле судьбы таится —
Но дружба намъ звездой отрады будь;
О прочемъ здесь останемся безпечны;
Намъ счастья тътъ: зато и мы не вкчны.
Въ посланшхъ Жуковскаго, вообще длин-
ныхъ и прозаическихъ, встречаются кроме
прекрасныхъ романтическихъ местъ, и вы-
сокш мысли безъ всякаго отношенш къ ро
мантизму. Таки, напр., ;въ посланш (121—
139 стр. 2-го тома) встречаемъ слгЬдуюпце
стихи:
Такъ! и на бБдствш земныя положили
Онъ свЪтлозарную печать благотворенья!
Ниспосылаемый имъ ангелъ разрушенья
Взрываетъ, какъ бразды, земныя племена,
Въ нихъ жизни свЪжш бросаетъ семена,
И, обновленный, пышнее расцвЪтаютъ!
Какъ бури въ зной поля, беды ихъвозрождаютъ!'
Въ следующемъ. за темъ посланш ветре
чаемъ эти высоте пророчеств стихи, въ ко-
торыхъ -слышится голосъ умиленной Россш:
Тебе его младенческш лета!
Отъ ихъ пеленъ ко входу съ бури света
Пускай тебе во слВдъ онъ перейдетъ
Съ душой, на все прекрасное готовой;
Наставленный: достойными счастья быть,
Великое съ величшмъ сносить,
Не трепетать, встречая рокъ суровый,
И быть въ дЪлахъ времени своихъ красой.
Лета пройдугь, подвижники молодой,
Откинувши младенчества забавы,
Онъ полетитъ въ путь опыта и славы...
Да встретить онъ обильный честью вЪкъ!
Да славнаго участники славный будетъ!
Да на чред* высокой не забудетъ
Святейшаго изъ званй:
человгъкъ!
Жить для вековъ въ величш народномъ,
Для блага
всгъхъ—свое
позабывать,
Лишь въ голосе отечества свободномъ
Съ смирешемъ дела свои читать:
Вотъ правила царей великихъ внуку.
Съ тобой ему начать спо науку.
Изъ оригинальныхъ стихотворешй Жу
ковскаго особенно замечательны «Теонъ и
Эсхинъ» и баллада «Узникъ», если только
они—его оригинальный стихотворенш (въ
Смирдинскомъ изданш «Сочинешй Жуков
скаго» только при немногихъ переводныхъ
пьесахъ означены имена авторовъ). Это са
мый романтическш произведешя, к а т я толь
ко выходили изъ-подъ пера Жуковскаго.
Эсхинъ долго бродилъ по св'Ьту за сча-
стьемъ—оно убегало его.
И роскошь, и слава, и Вакхъ, и Эротъ—
Лишь сердце они изнурили;
Цвети жизни былъ сорванъ; увяла душа:
Въ ней скука сменила надежду.
Возвращаясь на родину, Эсхинъ видитъ—
Все те жъ берега, и поля и холмы,
И то же прекрасное небо;
Но где жъ озарившая некогда ихъ
Волшебными сшньемъ Надежда?
И приходить онъ къ другу своему Теону;
тотъ сиделъ въ раздумье на пороге своей
хижины, въ виду гроба изъ белаго мрамора;
друзья обнялись; лицо Эсхина скорбно и
мрачно, взоръ Теона скорбенъ, но ясенъ.