180 / 734
351
С0ЧИНЕН1Я В. Г. ВВЛИНСКАГО.
352
этого рода поэзш, — больше же ничего не
подозревали. Но въ баллад!} Жуковскаго за
ключался более глубоюй смыслъ, нежели
могли тогда думать. Баллада и романсъ—
народная песня среднихъ в'Ьковъ, прямое и
наивное выражеше романтизма феодальныхъ
временъ, произведенья по преимуществу ро-
мантическш. Первой балладой, обратившей
на Жуковскаго общее внимаше, была «Люд
мила», передЬланная имъ изъ Бюргеровой
сЛеноры», которую онъ виослЬдстши пере-
велъ. «Ленора» доставила въ Гермаши гром
кое имя своему творцу. Золотое то время,
когда подобными вещами можно снискивать
себе славу! Такое время миновалось даже
для Россш. Но «Людмила» Жуковскаго яви
лась кстати: она имела успехе въ роде того,
какимъ воспользовались «Душенька» Богда
новича и «Бедная Лиза» Карамзина. Для
русской публики все было ново въ этой бал
ладе. Стихи, которыми она писана, для на
шего времени уже не кажутся особенно по
этическими; въ ней даже есть просто пло-
хче стихи, какихъ решительно нКтъ въ дру-
гихъ балладахъ Жуковскаго; но и «Люд
мила» въ то время могла быть написана
только Жуковскимъ,—и стихи этой баллады
не могли не удивить всКхъ своей легкостью,
звучностью, а главное — своимъ складомъ,
совершенно небывалымъ, новымъ и ориги-
нальнымъ. Содержант баллады — самое ро
мантическое, во вкусе среднихъ вековъ:
де
вушка, узнавъ, что милый ея палъ на поле
битвы, ропщетъ на судьбу, и за то ее по-
стигаетъ страшное наказаше: милый прНз-
жаетъ за нею на коне и увозитъ ее — въ
могилу, и хоръ теней в о е т ъ надъ нею эту
моральную сентенщю:
Смертныхъ ропотъ безразсуденъ;
Царь всевышшй лравосуденъ,
Твой услышалъ стонъ Творецъ:
Часъ твой билъ, насталъ конецъ.
Было время (и оно давно-давно уже про
шло для насъ), когда эта баллада доставляла
намъ какое-те сладостно-страшное удоволь-
ствш, и чемъ больше ужасала насъ, тЬмъ
съ большей страстью мы читали ее. Дети
нынешняго времени стали умнее,—и мы не
думаемъ, чтобъ теперь даже и между ними
могли найтись почитатели «Людмилы». А
между тКмъ, повторяемъ, она самое роман
тическое произведете въ духе среднихъ в е
ковъ. И если бы мы не помнили, какъ она
коротка казалась намъ во время оно, не
смотря на свои двести пятьдесятъ два сти
ха, — то не могли бы теперь довольно нади
виться тому, какъ достало у поэта терпенш
и силы написать столь длинную балладу въ
такомъ роде... Но у всякаго времени свои
вкусы и привязанности. Мы теперь не ста-
немъ восхищаться «Бедной Лизой», одна
ко жъ эта повесть въ свое время исторгла
много слезъ изъ прекрасныхъ глазъ, про
славила Лизинъ Прудъ и испестрила кору
растущихъ надъ нимъ березъ чувствитель
ными надписями- Старожилы говорятъ, что
вся читающая Москва ходила гулять на Ли
зинъ Прудъ, что тамъ были и места свида
нья любовниковъ, и мКста дуэлей. И много
было писано потомъ повестей въ такомъ роде;
но ихъ тотчасъ же забывали по прочтеши,
а до насъ не дошли даже и названш ихъ,—
знаке, что только талантъ умеетъ угадывать
общую потребность и тайную думу времеми.
Веб произведенш, которыми таланты угады
вали и удовлетворяли потребности времени,
должны сохраняться въ исторш: это курга
ны, указываюице на путь народовъ и на
места ихъ роздыховъ... Къ такимъ произве-
деншмъ принадлежитъ «Людмила» Жуков
скаго. Сверхъ того романтизмъ этой балла
ды состоитъ не въ одномъ нелепомъ содер
жали ея, на изобретенье котораго стало бы
самаго дюжиннаго таланта, но въ фантасти-
ческомъ колорите красокъ, которыми ожи
влена местами эта детски простодушная ле
генда, и которыя свидетельствуютъ о та
ланте автора. Таюе стихи, какъ, напримЬръ,
следуюшде, были для своего времени откро-
вешемъ тайны романтизма:
Слышу шорохъ тихихъ тЪней:
Въ часъ полуночныхъ видЪшй,
Въ дыме облака, толпой,
Прахъ оставя гробовой
Съ позднимъ месяца восходомъ,
Легкимъ, светлымъ хороводомъ,
Въ цепь воздушную свились—
Вотъ за ними понеслись;
Вотъ поютъ воздушны лики:
Будто въ листьяхъ павилики
Вьется леггай ветерокъ;
Будто плещетъ ручеекъ.
Или вотъ эта фантастическая картина ноч
ной природы:
Вотъ и мЪсяцъ величавый
Всталъ надъ тихою дубравой:
То изъ облака блеснетъ,
То за облако зайдетъ;
Съ горъ простерты длины тени;
И лесовъ дремучихъ сени,
И зерцало зыбкихъ водъ,
И небесъ далегай сводъ
Въ
свгътлый сумракъ
облечены...
Спятъ пригорки отдаленны,
Боръ заснулъ, долина спитъ...
Чу!., полночный часъ звучитъ.
Потряслись дубовъ вершины;
Вотъ повеялъ отъ долины
Перелетный ветерокъ...
Скачетъ до полю ездокъ...
Таюе стихи вполне оправдываютъ вос
торге и удивленье, которыми была некогда
встречена «Людмила» Жуковскаго: тогдаш
нее общество безсознательно почувствовало
въ этой балладе новый духъ творчества, но
вый мьръ поэзш—и общество не ошиблось.