176 / 734
343
СОЧИНЕНШ В. Г. БЫИНСКАГО.
344
прихоти сердца,— то и любовь нашего вре
мени им'Ьетъ уже совсЬмъ другой характеръ,
нежели какой имела она прежде. Взаимное
уважете другъ въ друге человеческого до
стоинства производить равенство, а равен
ство— свободу въ отношеншхъ. Мужчина пе-
рестаетъ быть властелиномъ, а женщина—
рабой, и съ об'Ьихъ сторонъ установляются
одинаковым права и одинаковый обязанно
сти; посл'Ьднш, будучи нарушены съ одной
стороны, тотчасъ же не признаются более
и другой. Верность перестаетъ быть дол-
гомъ, ибо означаетъ только постоянное при-
сутствш любви въ сердце: нйтъ более чув
ства— и верность теряетъ свой смыслъ; чув
ство продолжается— верность опять не им’Ь-
етъ смысла: ибо что за заслуга быть в!р -
нымъ своему счастью!
Мы сказали выше, что романтизмъ на
шего времени есть органическое единство
всЬхъ моментовъ романтизма, развивавша-
гося въ исторш человечества. Приступая къ
развито згой мысли, заметимъ прежде, что
теперь для всякаго возраста и для всякой
ступени сознанш должна быть своя любовь,
т. е. одинъ изъ моментовъ развитая роман
тизма въ исторш. Смешно было бы требо
вать, чтобъ сердце въ восемнадцать летъ
любило, какъ оно можетъ любить въ три
дцать и сорокъ, или наоборотъ. Есть въ жи
зни человека пора восточнаго романтизма;
есть пора греческаго романтизма; есть пора
романтизма среднихъ вековъ. И во всякую
пору человека сердце его само знаетъ, какъ
надо любить ему и какой любви должно оно
отозваться. II съ каждымъ возрастомъ, съ
наждой ступенью сознанш въ человеке из
меняется его сердце. Измененю его совер
шается съ болью и страдашемъ. Сердце
вдругъ охладбваетъ къ тому, что такъ го
рячо любило прежде, и это охлаждеше по-
вергаетъ его во все муки пустоты, которой
нечемъ ему наполнить, —раскаяшя, которое
все-таки не обратить его къ оставленному
предмету,— стремленш, котораго оно уже бо
ится, и которому оно уже не верить. И не
одинъ разъ повторяется въ жизни челове
ка эта романическая исторш, прежде чемъ
достигнетъ онъ до нравственной возможно
сти найти своему успокоенному сердцу на
дежную пристань въ этомъ вечно-волную-
щемся море неопределенныхъ внугреннихь
стремлешй. И тяжело дается человеку эта
нравственная возможность: дается она ему
цёной разрушенныхъ надеждъ, несбывших-
ся мечташй, побятыхъ фантазий, цЬной уни-
чтожешя всего этого романтизма среднихъ
вековъ, который истнненъ только, какъ стре-
млеше, и всегда ложень, какъ осущесгвле-
ше! И не каждый достигаеть этой нрав
ственной возможности; но |ббдьшая часть па-
даетъ жертвой стремленш къ ней, падаетъ
съ разбитымъ на всю жизнь сердцемъ, нося
въ себе, какъ проклятае, память о другоиъ
разбитомъ навсегда сердце, о другомъ на
веки погубленномъ существоваши... И здесь-
то заключается неисчерпаемый источникъ
трагяческихъ положешй, печадьныхъ роман-
тическихъ исторШ, которыми такъ богата
современная действительность, наша грустная
эпоха, которой
недостаетъ еще силъ ни
оторваться совершенно отъ романтизма сред
нихъ вековъ, ни возвратиться вновь и впол
не въ обманчивым объятая этого обаятель-
наго призрака... Но иные спасаются отъ об
щей участи времени, находя въ самомъ же
этомъ времени не всеми видимыя и не
всемъ доступный средства къ спасешю. Это
спасете возможно не иначе, какъ только
черезъ совершенное отрицаше неопределен-
наго романтизма среднихъ вековъ; одна
ко жъ это не есть отрицаше отъ всякаго
идеализма и погружеше въ прозу и грязь
жизни, какъ понимаетъ ее толпа, но про-
светлёше идеей самыхъ простыхъ житей-
скихъ отношений, очеловечеше естествев-
ныхъ стремлешй Для человека нашего вре
мени не можетъ не существовать прелесть
изящныхъ формъ въ женщине, ни обая
тельная сила эстетически-страстнаго насла-
ждешя. И, несмотря на то, это будетъ не
одна чувственность, не одна страсть, но
вместе съ темъ и глубокое целомудренное
чувство, привязанность нравственная, связь
духовная, любовь души къ душе. Это бу
детъ растете, котораго прекрасный и рос
кошный цветъ проливаетъ въ воздухе аро-
матъ, а корень кроется во влажной и мрач
ной почве земли. Восточная любовь осно
вана на раздичш половъ: основание это ис
тинно, и яедостатокъ восточной любви за
ключается не въ томъ, что она начинается
чувственностью, но въ томъ, что она также
и оканчивается чувственностью. Мужчине
можно влюбиться только въ женщину, жен
щине— только въ мужчину: следовательно,
половое различш есть корень всякой любви,
первый моментъ этого чувства. Грекъ обо-
жалъ въ женщине красоту, какъ только кра
соту, придавая ей въ вечныя соиутницы
грацш. Основа такого воззрЬнш на женщи
ну истинна и въ наше время, и надо иметь
дубовую натуру и заскорузлое чувство, чтобъ
смотреть, на красоту, не пленяясь и не тро
гаясь ею; но одной красоты въ женщин! мало
для романтизма нашего времени. Романтизмъ
среднихъ вековъ пошелъ далее древнихъ въ
попятаи о красоте: онъ отказался отъ обожа-
нш красоты, какъ только красоты, и хотелъ
видеть въ пей душевное выражение. Но это
выр‘ажеше понялъ онъ до того неопределенно
и туманно, что'древняя пластическая кра-