178 / 734
3 4 7
СОЧИНЕНШ В. Г. БЪЛИНСКАГО.
348
шй, перевороговъ и страдашй, чтобъ яви
лась человечеству заря новаго романтизма и
настала для него эпоха освобожден^ отъ ро
мантизма среднихъ вековъ. Давно уже усло-
вш жизни и основы общества были другш,
ненохожш на тЬ, которыми крепки были
средше века, но романтизмъ среднихъ ве-
ковъ все еще держалъ Европу въ своихъ
душныхъ оковахъ, и —Боже мой!—какъ еще
для многихъ гибельны клещи этого искажен
на«) и выродившагося призрака!... XVIII
векъ нанесъ ему ударъ страшный и реши
тельный; но дело темъ ие кончилось: какъ
лампа вспыхиваетъ ярче передъ темъ, когда
ей надо угаснуть, такъ сильнее въ начале
нынЬшняго века возсталъ, было, изъ своего
гроба зтотъ покойникъ. Всякое сильное исте
рическое движете необходимо порождаетъ
реакцш своей крайности; вотъ причина вне-
запнаго проявленш романтизма среднихъ
вековъ въ литературе XIX века. Ояъ вос
креси,въ стране, которой умственную жизнь
составляетъ теорш, созерцаше, мистицизмъ
и фантазерство, и которой действительную
жизнь составляетъ пошлость бюргерства,
гофратства и филистерства,—въ Гермаши.
Въ конце XVIII века тамъ явился велишй
поэтъ, одной стороной своего необъятнаго
гешя принадлежавший человечеству, а дру
гой —нёмецкой нацюнальности. Мы говоримъ
о ЩиллерЕ, поэзш котораго поражаетъ своей
двойственностью при первомъ взгляде. Па-
еосъ ея составляетъ чувство любви къ чело
вечеству, основанное на разуме и сознанш;
въ этомъ отношении Шиллера можно назвать
п о э т о м ъ г у м а н н о с т и . Въ поэзш Шил
лера сердце его вечно исходитъ самой жи
вой, пламенной и благородной кровью любви
къ человеку и человечеству, ненависти къ
фанатизму релипозному и нащональному, къ
предразеудкамъ, къ кострамъ и бичамъ, ко
торые раздЬляютъ людей и заставляюсь икъ
забывать, что они — братья другъ другу.
Провозвестники высокихъ щей, жрецъ сво
боды духа, на разумной любви основанной,
поборникъ чистаго разума, пламенный и вос
торженный поклонники просвещенной, изящ
ной и гуманной древности, -Шиллеръ въ
то же время—романтики въ смысле сред
нихъ вёковъ! Странное противореча! А
между темъ это противоречие не подлежитъ
никакому сомнЬшю. Мы думаемъ, что пер
вой стороной своей поэзш Шиллеръ принад-
лежитъ человечеству, а второй онъ запла
тили невольную дань своей нацюнальности.
Шиллеръ высоки въ своемъ созерцании лю
бви; но это любовь мечтательная, фантастиче
ская: она боится земли, чтобъ не замараться
въ ея грязи, и держится поди небомъ, имен
но въ той полосе атмосферы, где воздухъ
редокъ и неспособенъ для дыханш, а лучи
солнца светить не грея... Женщина Шил
лера—это не живое существо съ горячей
кровью и прекрасными теломъ, а бледный
призраки; это не страсть, а аффектащя.
Женщина Шиллера любить больше головой,
чемъ сердцемъ, и она у него на пьедестале
и подъ стеклянными колпакомъ, чтобъ не
пахнули на нее ветеръ и не коснулся ея
прахъ земли. Въ балладахъ своихъ Шиллеръ
воскресили весь шетизмъ среднихъ вековъ
со всей безотчетностью его содержанш, со
всеми простодупиемъ его невежества. После
Шиллера образовалась въ Гермаши целая
партш романтическая, представителями ко
торой были братья Шлегели, Тики и Пова
лись. Это все были натуры более или менее
даровитыя, но безъ всякой искры гейш, и
они ухватились со всеми жаромъ прозели-
товъ за слабую сторону Шиллера, думая
найти въ ней все и хлопоча, сколько хва
тило ей силъ, о возобновлеши въ новомъ
мще формъ жизни среднихъ вековъ. Сами
Гёте —человекъ высигаго закала, поэтъ мысли
и здраваго разеудка, въ легенде среднихъ
вековъ высказали страдании современнаго
человека («Фаустъ»); а въ своемъ «Вертере»
явился онъ роман Iикомъ тоже въ духе сред
нихъ вековъ. Многш баллады его (какъ,
наприм., «Шсной царь», «Рыбаки» и проч,)
дышать романтизмомъ того времени.—Это
движете, возникшее въ Германш, сообщи
лось всей Европе. Въ Англш явился поэтъ
всего менее романтичесшй и всего более
распространивши страсть къ феодальными
временами. Вадьтеръ-Скоттъ-- самый поло
жительный умъ; герои его романовъ все
влюблены, но какъ —этого онъ не раскры-
ваетъ; его дело любить и женить, а до ми
стики и страсти, до его развитш и характера
онъ никогда не касается. А между темъ
онъ почти безвыходный жилецъ среднихъ
вековъ: онъ съ такой страстью и такой сло
воохотливостью описываетъ и кольчугу, и
гербъ, и рыцарскую заду, и замокъ, и мона
стырь той эпохи... Были въ Англш другой,
еще более велишй поэтъ и романтики по
преимуществу; но тотъ наделали много вреда
и нисколько не принеси пользы средними
веками. Образъ Прометея во всеми кодос-
сальномъ величин, въ какомъ передала его
нами фантазии грековъ, явился вновь въ ти-
пичеекомъ образе Байрона; но онъ были
провозвестникомъ новаго романтизма, а ста
рому нанесъ страшный ударъ. Во Францш
тоже явилась романтическая школа въ духе
среднихъ вековъ; она состояла не изъ однихъ
поэтовъ, но и мыслителей, и силилась вос
кресить не только романтизмъ, но и католи-
цизмъ,—что было съ ея стороны очень по
следовательно. Представителями романтиче ■
ской поэзш во Франщи были въ особенности