161 / 734
313
I. КРИТИЧЕСКИ СТАТЬИ.
314
ствуюнцй матершлъ, и его движете можетъ
быть только формальное. Но всегда важно
движете языка ватЬдствш движешя мысли:
и вотъ где важность реформы, произведен
ной Карамзиными, и вотъ почему Карам
зину принадлежитъ честь основаны новой
эпохи русской литературы. Карамзинъ ввели
русскую литературу въ сферу новыхъ идей,—
и преобразована языка было уже необходи
мыми следствшмъ этого дела. Загляните въ
журналы, въ романы, въ трагедш и вообще
стихотворенш эпохи, предшествовавшей Ка
рамзину: вы увидите въ нихъ какую-то ето-
ячесть мысли, книжность, педантизмъ и ри
торику,
OTCyTCTBie
всякой живой связи съ
жизнью. Карамзинъ первый на Руси заме
нили мертвый языки книги живымъ языкомъ
общества. До Карамзина у насъ на Руси ду
мали, что книги пишутся и печатаются для
однихъ «ученыхъ», и что неученому почти
такъ же не пристало брать въ руки книгу,
какъ профессору танповатъ. Оттого содержи
т е книги, по тогдашнему мнгЬнш, должно
было быть какъ можво более важными и
дельными, т. е. какъ можно более тяжелыми
и скучными, сухими и мертвыми. Более всехъ
подходили тогда къ идеалу великаго поэта—
Херасковъ, потому что были тяжели и ску-
ченъ до невыносимости Они воспели въ двухъ
огромныхъ поэмахъ два важныя событш изъ
русской исторш, и воспели ихъ, не спра
вляясь съ исторшй, не стараясь быть ей вер
ными. Исторш русской они даже и не знали
фактически. Россы освободилась отъ татар-
скаго ига не какими-нибудь решительными
ударомъ, который бы нанесешь были тата
рами соединенными силами всей Руси, мгно
венно и мощно возетавшей противъ общаго
врага. Куликовская битва осталась безъ рй-
шительныхъ последогвШ: по крайней мере,
она не помешала татарами выжечь Москву;
въ царствоваше же Канна III не было ни
какой великой военной битвы съ татарами,
хотя и была битва, такъ сказать, диплома
тическая. Татарское иго распалось само со
бой вследствш внутренняго разслаблешя
царства Батыя. И потому русская исторш ни
кого не можетъ назвать освободителемъ зе
мли Русской отъ ига татарскаго. 1оаннъ Гроз
ный взятаемъ Казани и Астрахани только
добили остатки издыхагощаго монгольскаго
чудовища. Но Хераскову нуженъ были ге
рой для его поэмы, потому что безъ героя
не бываетъ поэмы. И они нашелъ его въ
1оанне Грозномъ, простодупшо смешавъ его
съ Канвомъ III, въ царствованш котораго
была торжественно сознана независимость
Руси отъ татаръ. «Ученые» того времени
были безъ ума отъ поемы Хераскова; они
знали ее чуть не наизусть,—а теперь вся-
K it
ечелъ бы за подвиги, если бы ему уда
лось осилить чтешемъ отъ начала до конца
это тяжелое, стопудовое произведете. Не
удовольствовавшись поэмой, Херасковъ не
хотЬлъ лишить своихъ читателей и романа;,
оиъ написали романъ «Кадмъ и Гармоны»
и «Полидоръ, сынъ Кадма и Гармонш». Но,
Боже мой, что жъ это были за романъ. Ал
легорическое олицетворены гонимой и поди
конецъ торжествующей добродетели, образы
безъ лицъ, событш безъ пространства и вре
мени! Но потому-то это и былъ романъ въ
духе своего времени,—-романъ, который мог
ли читать и «ученые», не унижая своего
достоинства,—и потому же романы эти на
званы были «поэмами». Карамзинъ первый
на Руси началъ писать повести, которыя за
интересовали общество и казались пустыми
и ничтожными для педантовъ,—повести, въ
которыхъ действовали люди, изображалась
жизнь сердца и страстей посреди обыкно-
веннаго повседневнаго быта, Конечно, въ
такихъ повестяхъ, какъ «Бедная Лиза»,
«Наталья, боярская дочь», «Островъ Борн-
гольмъ», «Рыцарь нашего времени», «Чув
ствительный н Великодушный» и проч., ни
кто не будетъ теперь искать творческаго
воспроизведены действительности, никто не
будетъ читать ихъ какъ художественный
произведены ради эстетическаго наслажде
ны, никто не будетъ ими восхищаться; но
вместе съ темъ никто изъ мыслящихъ людей
не скажетъ, чтобъ въ повестяхъ Карамзина
не было своего неотъемлемого интереса и
для нашего времени — интереса историче
ского. Чуждыя творчества, они все-таки не
чужды таланта, ума, одушевлены, чувства—
и въ нихъ, какъ въ зеркале, верно отра
жается ж и з н ь с е р д ц а , какъ ее понима
ли, какъ она существовала для людей того
времени. Что же касается до художествен
ности,—требовать ея отъ повестей Карам
зина было бы несправедливо и странно,
сколько потому, что Карамзинъ не былъ по-
этомъ и не обнаруживалъ особенныхъ при-
тязашй на талант ь поэтичесшй, столько и
потому, что въ его время даже въ Европе
не существовало романа и повести какъ ху-
дожественнаго произведены. XVIII векъ со
здали себе свой романъ, въ которомъ вы
разили себя въ особенной, только одному
ему свойственной, форме; фидософекш по
вести Вольтера и юмористически разсказы
Свифта и Стерна—вотъ истинный романъ
XVIII века. «Новая Элоиза» Руссо выра
зила собой другую сторону этого века отри-
цанш и сомнешя—сторону сердца, и потому
она казалась больше пророчествомъ буду-
щаго, чемъ выражетемъ вастоящаго, — и
мнопе изъ людей того времени (въ томъ
числе Карамзинъ) видели въ «Новой Элоизе»
только одну сентиментальность, которой од-