153 / 734
297
I. КРИТИЧЕСКИ! СТАТЬИ.
298
.лирическими восторгомъ и пштическимъ па-
решемъ. И потому эта ода особенно восхи
щала современниковъ. И действительно, она
лучше всего нрочаго, написаняаго Петро
выми, потому что все прочее изи руки вони
плохо. Грубость вкуса и площадность выра-
жешй составляюти характери даже нЬжныхи
его стихотворешй, ви которыхи они воспе
вали живую жену и умершаго сына своего.
Но такова сила преданы: Каченовстй еще
ви 1813 году, когда Петрова давно уже не
было на свете, восхваляли его ви своеми
«Вестнике Европы»! Странно, что ви «Опыте
мсторическаго Словаря о россШскихъ писа-
теляхъ* Новикове холодно и даже насмеш
ливо, а потому и весьма справедливо, ото
звался о Петрове-. «Вообще о сочиненшхъ
его сказать можно, что они напрягается итти
по следами роеыйскаго лирика; и хотя не
которые и называютн уже его вторыми Ло
моносовыми, но для сего сравнены надле
жать ожидать важнаго какого-нибудь сочи
нены, и после того заключительно сказать,
будете ли они второй Ломоносови, или оста
нется только Петровыми и будети иметь
честь слыть подражателями Ломоносова»
(стр. 163> Эготи отзыви взбесили Петрова,
и они ответили сатирой на «Словарь», ко
торая можети служить образцомп его сати-
рическаго остроумы:
. . . . . . Я шлюсь на Словаря,
Въ немъ имя ты мое найдешь безъ фонаря!
Смотритко, тамо я какъ солнышко блистаю!
На самой маковкИ Парнаса превитаю!
То правда, косна желвь тамъ ед-Ьлана орломъ,
Кукушка лебедемъ, ворона соколомъ;
Тамъ монастырсюе запечны лежебоки
Пожалованы вс* въ искусники глубоки;
Коль верить Словарю, то сколько есть дворовъ,
Столь много на Руси великихъ авторовъ;
Тамъ подлой на ряду съ писцомъ стоить алыр-
щикъ,
Съ баклагой сбитенщикъ, и водоливъ съ бадьей;
А все то авторы, все мужи имениты,
Да были до сихъ поръ оплошностью забыты:
Теперь свЪтъ умному обязанъ молодцу,
Что полну ихъ именъ составилъ памятцу;
Въ дни древни, въ старину жилъ былъ де царь
Ватуто,
Онъ былъ, да жилъ, да былъ, и сказка-то вся
туто.
Такой-то въ эдакомъ писатель жилъ году;
Ни строчки на своемъ не издалъ онъ роду;
При всемъ томъ слогъ имКлъ, поверьте, моло
децкой;
Зналъ гречесшй языкъ, китайской и турецкой.
Тотъ умныхъ сколько-то наткалъ проповедей:
Да ихъ въ печати нгЬтъ О! былъ онъ грамотей,
Въ семъ год* цвелъ 0ома, а въ эдакомъ Врема;
Какая же по немъ осталася поэма?
Слогъ пыдокъ у сего и разумъ такъ летучъ,
Какъ молнш въ эеиръ сверкающа изъ тучъ.
Сей первый издалъ въ свете шутливую шэсу,
По точнымъ правиламъ и хохота повесу.
Сей надпись начерталъ, а этотъ патерикъ;
Въ томъ разума былъ пудъ, а въ этомъ четве-
рикъ.
Тотъ истину хранилъ, чтилъ сердцемъ добро
детель,
Друзьямъ былъ верный другъ и беднымъ бла
го детель;
Въ великомъ теле духъ великой же имелъ,
И видя смерть въ глазахъ, былъ мужествене
и смелъ.
Словарникъ знаетъ все, въ комъ умъ глубокъ,
въ комъ мелокъ,
Кто съ нимъ ватажился, былъ другъ ему и
братъ.
Во святцахъ тотъ его не меньше какъ Сократъ.
Коегровъ прославилъ себя переводомъ
шести песенъ «Илтды» шести стопнымъ
ямбомъ. Переводе жестокъ и дебелъ, Гомера
въ немъ нйтъ и признаковъ; но онъ такъ
хорошо соотвЬтствовалъ тогдашнимъ поня-
тшмъ о поэзш и Гомере, что современники
не могли не признавать въ Кострове огром-
наго таланта.
Жзъ старой до-Державинской школы поль
зовался большой известностью подражатель
Сумарокова—Майкове. Онъ написалъ две
трагедш, сочинялъ оды, посланш, басни, въ
особенности прославился двумя такъ-назы-
ваемыми «комическими» поэмами: «Елисей,
иди раздраженный Вакхъ» и «Игроке Лом
бера». Грече, составитель послужныхъ и
литературныхъ еписковъ русскпхъ литера-
торовъ, находить въ поэмахъ Майкова «не
обыкновенный пштичесшй даре»; но мы,
кроме площадныхъ красоте и веселости
дурного тона, ничего въ нихъ не могли
найти.
Съ Державина начинается новый перюдъ
русской поэзш, и какъ Ломоносове былъ
первымъ ея именемъ, такъ Державине былъ
вторымъ. Въ лице Державина поэзш рус
ская сделала велиюй шаге впередъ. Мы
сказали, что въ некоторыхъ стихотворныхъ
пьесахъ Ломоносова, кроме замечательнаго
по тому времени совершенства версификацш,
есть еще и одушевленш, и чувство; но здесь
должны прибавить, что характере этого оду
шевленш и этого чувства обнаруживаете въ
Ломоносове скорее оратора, чемъ поэта, и
что элементовъ художественныхъ решитель
но не заметно ни въ одномъ его стихотворе-
нш. Державине, нанротивъ, чисто художни
ческая натура, поэтъ по призванно; произ-
веденш его преисполнены элементовъ поэ
зш какъ искусства, и если, несмотря на то,
общШ и преобладающей характере его по
эзш—риторичесшй, въ этомъ виновата не
онъ, а его время. Въ Ломоносове боролись
два призванш—поэта и ученаго, и послед
нее было сильнее перваго; Державине былъ
только поэта, и больше ничего. Въ стихо-
твореншхъ его уже нечего удивляться оду
шевленш и чувству,—это не первое и не
лучшее ихъ достоинство: они запечатлены
уже вышпимъ признакомъ искусства—про-