141 / 734
273
].
критически
;
статьи
.
"74
и д'Ьдьнаго; но
веглядъ
его вообще тЬмъ не
менее одностороненъ, парадоксаленъ. Все,
чт5 говорить онъ о преобладали опытныхъ
наблюдетй и мелочного анализа въ есте
ственных!, наукахъ,—все это отчасти спра
ведливо;
Т'Ьмъ
не менее нельзя согласиться
съ нимъ, чтобъ это происходило отъ нрав-
ственнаго гшешя, огъ погасающей жизни:
■скорее можно .думать, что для естеетвенныхъ
наукъ не настало еще время общихъ фило-
софскихъ основашй именно по недостатку
фактовъ, которые могутъ быть добыты только
опытными наблюденими, и что этотъ-то со
временный эмпиризмъ и долженъ со време-
лемъ приготовить философское развитю
естеетвенныхъ наукъ. Тотъ же смыслъ им’Ьетъ
и эта дробность знатй , вследствие которой
одинъ, занимаясь математикой, считаетъ себя
въ праве не иметь понятш объ исторш, а
другой, занимаясь политической экономий,
полагаетъ своей обязанностью быть невеждой
въ теерш искусства. Но что въ этомъ долж
но видеть только переходное, следователь
но, временное состояние, переломъ, а не кос-
н4н1е, какъ предвестники близкой смерти,—
это доказываютъ слова самого Фауста, что
все чувствуютъ и сознаютъ недостатокъ об
щихъ вачалъ въ наукахъ и необходимость
знанш, какъ чего-то пфлаго, какъ науки о
жизни, о бытш, о сущемъ, въ обширномъ
значенш этого слова, а не какъ науки то
объ этомъ предмете, то о томъ. Смерть об-
ществъ всегда предшествуется полвымъ са-
модовольствомъ, всеобщей удовлетворенно-
ствю мелочами, полньшъ примирешемъ съ
тЬмъ, чт5 есть и какъ есть. Въ умирающихъ
общее твахъ нгЬтъ криковь и воплей на не
достаточность настоящаго, пЬти новнхъ идей,
новьтхъ учешй, пЪтъ страдальцевъ за истину,
н£тъ борьбы,—все тихо подъ зеленой плъ-
сеныо гшгощаго болота. То ли мы видимъ
въ Европе? Фаустъ видптъ тамъ совершен
ную гибель искусства, говорить о Россини,
о Беллини—и не говорить о Мейерберъ. И
давно ли были тамъ Моцартъ и Бетховенъ?
И неужели Европа каждый годъ обязана
представлять по новому гешю во веЬхъ го-
родахъ,—иначе она умерла? Четыре т а т е
мыслителя, какъ Еантъ, Фихте, Шеллингъ и
Гегель, непосредственно явивтшеея одинъ за
.другимъ: неужели этого мало? И если теперь
даже философы Гегеля относится въ Герма
нии къ ученымъ, уже совершившими свой
кругъ,—теперь, когда самъ велишй Шел
лингъ, им’Ьвшй несчастье пережить свой раз-
умъ, не уеп’Ьлъ никого обморочить своими
таинственными тетрадками, которыми столь
ко д’Ьтъ обещали разрешить альфу и омегу
мудрости: неужели все это не показываетъ,
какой велитй т а г ъ сделало въ Гермаши
мышлеше?.. Но Фаустъ принадлежать ни
своей натуре къ тЗшъ замечательно элаети-
чеокимъ, широкими, но вместе съ темъ роб
кими умамъ, которые вечно обманываются
оттого, что слишкомъ боятся обмануться.
Для такихъ умовъ быстрое падете доктринъ
и сиетемъ есть доказательство ихъ ничтож
ности. Они верятъ только въ истину абстракт
ную, которая бы вдругъ родилась совсемъ
готовая, какъ Паллада изъ головы Зевса, и
все бы тотчасъ единодушно признали ее и
поклонились ей. По недостатку историческаго
такта, эти умы не могутъ понять, что истина
развивается исторически, что она сеется,
поливается потомъ и нотомъ жнется, моло
тится и веется, и что много шелухи должно
отвеять, чтобъ добраться до зеренъ. Еантъ
и Фихте должны были увидеть въ Шеллинге
свой конецъ, но не потому, чтобы онъ до
казали безшгодность ихъ труда, а потому,
что все сделанное ими послужило основа-
шемъ для его труда, илп вошло въ его трудъ
какъ плодотворный элементы Такъ и все
идетъ въ исторш подобными же образомъ:
одно собьте рождаетъ другое, одинъ вели
шй человеки служить ступенью для другого;
люди тутъ могутъ терять, и какому-нибудь
Шеллингу, конечно, не легко сознаться, что
не только его, некогда великаго вождя вре
мени, но даже и того, кто первый заслонили
его собой и кто давно уже спитъ сномъ веч
ности, даже и того далеко обогнали ими же
вызванный на трудъ и дело новыя поколе
ний.. Удивительно ли, что Фаустъ не видптъ
прогресса въ наукахъ, утверждая, что древ-
ше знали больше нашего въ тайнахъ при
роды, что алхимики среднихъ вековъ владе
ли чуть ли не тайной философскаго камня,
который могъ и золото делать, н людямъ без-
смерые физическое давать? Удивительно ли,
что Фаустъ въ исторш видитъ только хаосъ
фактовъ, которые, будто бы, теперь всятй
толкуетъ по-своему?—Для кого настоящее
не есть выше прошедшаго, а будущее выше
настоящаго, тому во всеми будетъ казаться
застой, гтеш е и смерть. Умы въ роде Фауста
—истинные мученики науки; ч;Ьмъ больше
они знаютъ, темъ меньше они владеютъ зна-
темъ. Знаше делаетъ ихъ маятниками, и они
лучше весь веки будутъ качаться, нежели
на чемъ-нибудь остановиться, боясь оста
новиться на неистине. Это люди, жаждупне
истины, съ благородной ревностью стремя-
пцеея къ ней, и въ то же время скептики
поневоле. Но ужъ проходить время скеп
тицизма, и теперь всякое простое, честное
убеждете, даже ограниченное и односторон
нее, ценится больше, чемъ самое многосто
роннее сомнете, которое не см-ёетъ стать
ни уб'Ьждетемъ, ни отрицашемъ и по не-