132 / 734
255
СОЧИНЕНШ В. Г. Б1ШШСКЛГО.
256-
избегнуть. Увы! выходя на поприще жизни,
мы Bci'. смЬяо и гордо смотримъ въ.ея не
изведанную даль, и для насъ падете есть
преступление; но, нерегнедши сами лучшую
часть своей жизни, мы, при вид'Ъ всякаго
падшаго бойца, съ грустью обращаемся на
самихъ себя... Кто палъ, почему не сказать
о немъ, что уже н£тъ его? Но д'Ьло кри
тики говорить не о томъ только, чт5 могъ
бьт сдйлатъ авторъ и чего онъ не едЬлалъ,
но и о томъ, чт5 сдйлалъ онъ и чгЬмъ бла
годатна была для общества жизнь его...
Нтакъ, князь Одоеветй вышелъ на лите
ратурное поприще въ 1824 году. Онъ былъ
изъ числа тйхъ счастливо-одаренныхъ на-
туръ, который начинаютъ дМствовать со
знательно въ духЬ своего истиннаго при-
званщ и въ кругй своихъ собетвенныхъ
силъ. Мы помнимъ первую повйсть его
«ЭлладШ, картину изъ свЬтекой жизни»,
напечатанную въ одномъ изъ тогдашнихъ
журнатовъ-альманаховъ («Мнемозпн'Ь»). Эта
повесть теперь всякому показалась бы сла
бой, дЬтской и по содержанш, и по формй;
но тогда она обратила на себя общее вни-
маше и прштно всйхъ удивила. Повесть
дМствительно слаба; но успЬхъ ея былъ
тЬмъ не менЬе вполне заслуженный. Это
была первая повйеть изъ русской действи
тельности, первая попытка изобразить об
щество не идеальное и нигде не суще
ствующее, но такое, какимъ авторъ вид/Ьдъ
его въ действительности. Со стороны искус
ства и вообще манеры разсказывать она
была произведет еыъ оригинальными и до-
толй невиданными; было
что
-
то
свйжее
въ мысли, во взглядй автора на предметы
и въ чувствахъ, который старался онъ ею
возбудить въ обществй. Къ тому же вре
мени, въ которое былъ напечатать «Элла-
дШ» князя Одоевскаго,
относятся
его «апо
логи»—родъ поэтическихъ аллегорй, въ ко-
торыхъ ясно и опредйдительно высказалось
нанравлеше таланта ихъ автора. Такъ какъ
теперь уже немнопе помнятъ ихъ, а мнопе
и совсймъ не знаютъ, и такъ какъ, не
смотря на это, мы приписываемъ ими зна
чительную литературно-историческую важ
ность и видимъ прямое указавш на при-
зваше князя Одоевскаго, какъ писателя, то
и ечиташъ за нужное познакомить съ ними
напшхъ читателей. Для этого дриводимъ
здйсь апологи:
С
т а р и к и
,
и л и
О
с т р о в ъ
П
а н х а и
.
Какъ памятно мнВ время перехода изъ юно
сти
въ воврастъ зрелый, время сего перехода,
когда человВкъ внезапно, пораженный опыт
ностью,—решается оставить ту простосердеч-
ную доверчивость, которая составляетъ бла
женство младенца, решается
и
—еще жал4етъ
О ней, любитъ eel
Прежде еще сего перехода
я
помни—одна мечта,
какъ игрушка, занимала меня; съ величайшимъ
благоговИщемь взнралъ я на старость. Боже
ственными казался мвИ сей возрасти, въ кото
рому мнилъ я, укрощаются буйньтя и постыдный
страсти, умолкаютъ мелкш, суетпыя желатя,—
ничтожными становятся препоны, задерживаго-
щш человека на пути къ высокой мечтаЬ его—со
вершенствовано»! На покрытомъ морщинами че-
лЪ старца я читалъ сладкое чувствоваше устала-
го путника, близкаго къ желанной цЪли и уже го
товаго въ прахъ сбросить и'запыл еяпую одежду, и
ношу, къ которой, несмотря на тягость, привыкли
плечи его:каждый старецъказался мвИ счастл ив-
цемъ, покорившимъ силу бренш—силой духа; и
до того даже доходила моя слЪпота въ семъ слу
чаи, что тотъ пршбр-Ьталъ право на мое нелине
мирное почтете, кто былъ меня хотя нискольки
ми годами старИе. Если бътогда старший мнИска
залъ:
я—мудргьйшт изъ смертныхъ,
я бы и не
повИрилъ ему—но не смИлъ бы противорИчять:
онъ
опитнпе
меня, сказать бы я самому себН!
Теперь же—вы знаете меня, друзья!—суетная
наружность не ослПпляетъ глазъ моихъ! Гроз
ный взоръ вельможи, потрясаюЩ
1
й всю нерв
ную систему твари, имъ созданной,—произво
дить во мнИ лишь улыбку, столь нерИдко бы
вающую на устахъ моихъ: я привыкъ, дерзост
ной рукой срывая личину съ спИспвой знат
ности,—находить
OTcyTCTBÍe
вст.хъ достоинству,
а подъ мишурой пышныхъ словъ—вялое сла
боумие. Но чувство благоговИнш къ старости
до сихъ поръ еще сохранилось въ душН моей,
только съ той разницей, что прежде всяк!й- ста-
рецъ казался мнИ существомъ совершенвымъ,
теперь же и въ старцахъ я умИю открывать
недостатки. Но таковыя открытая всегда были
тягостны моему сердцу: они, разочаровывая
меня, возмущали душу мою; въ семъ только слу
чав я не могъ смИяться. Нисколько же дней тому
назадъ произошла со мпыо большая перемена
и въ семъ отношеши, и вотъ какимъ образумь.
Прижавшись въ углу въ моемъ кабинету съ
Дшдоромъ Сицшпйскимъ въ одной рук* и съ
греческимъ словаремъ въ другой, я путетпе-
ствовалъ по Аравш, по цвВтущему острову
Панхаи, наслаждался видомъ колесницы Урано
вой и стоящаго на оной храма.
Воды, омывавшая сей храмъ, названным
во
дами солнца,
имВли, какъ говорятъ, даръ чуд
ный: испившШ отъ нихъ молодВлъ постепенно
и, дошедши до возраста юноши, содЪлывался
безсмертнымъ; но горе тому, который хотВлъ
въ одно мгновеше сделаться юнымъ! Желанш
его исполнялось,-но безразсудный продолжалъ
молодить безпрестанно и умиралъ, пришедши
въ состоянш однодневнаго младенца.—На св4-
чН моей нагорИло, глаза утрудились отъ дол-
гаго чтетя, голова отяжелИла отъ греческихъ
аористовъ, сумракъ, усталость, баснословное
сказаше, мною читанное, —все это виИсгЬ по
грузило меня въ то сладостное состояте, кото
рое извИстно всякому, знакомому съ умствен
ными напряжениями, — въ то состоите, когда
мы еще не можемъ отдать еебН отчета въ но-
выхъ впечатлИншхъ, нами полученныхъ, когда
родившаяся отъ нихъ бИглыя, разнородный
мысли роятся въ головН нашей и мНшаются
съ чуждыми, часто безобразными призраками.
Въ такомъ соетояти былъ я: не знаю, спалъ ли
или нЪгь,—но слушайте, друзья мои, чтб нари
совало предо мною причудливое воображете:
Взору моему представился храмъ Гемиееи,
оеЬненный пальмовыми деревьями,—мн* слы
шалось журчанш
водъ солнца,
тихий зефиръ,
вЪчно вЪющгй падъ ними водами, касался лица
моего.
Берега сихъ водъ были покрыты толпами