130 / 734
251
СОЧИНЕШЯ В. Г. БЪДИНСКАГО.
252
родовъ. Но брошенная гешемъ идея прини
малась бы слишкомъ медленно, если бъ не
подхватывали ее на-лету таланты и дарова
ние роль и назначеше ноторыхъ—-быть по
средниками между гешяыи и толпой. Даже
искажая и делая пошлой Мысль генш, они
тЬмъ самымъ нриближаютъ ее къ понятаю
толпы. Напиши Эженъ Сю свой романъ безъ
мелодраматическихъ прикрась, просто, есте
ственно, съ строгой верностью действитель
ности,—его оценили бы только
те,
для кото
рыхъ заключенная въ немъ идея отнюдь не
новость, и его не прочли бы именно те, для
которыхъ эта идея совершенно новость. Раз
умеется, Эженъ Сю не могъ бы лучше на
писать, если бъ и хот\гь, но потому-то и
успелъ онъ, что талая
р а
его по-илечу де-
сяткамъ и сотиямъ тыеячъ читателей, и по
тому эти десятки и сотни тыеячъ чита
телей теперь думаютъ о томъ, о чемъ прежде
не думали, и знаютъ то, чего прежде не
знали.
Сочинены князя В. 0. Одоевскаго.
Спб. 1844. Три части.
Князь Одоевсюй принадлежитъ къ числу
наиболее уважаемыхъ изъ современныхъ рус-
скихъ писателей,—и между тймъ ничего не
можетъ быть неопределеннее известности,
которой онъ пользуется. Скажемъ более: имя
его гораздо известнее, нежели его сочинешя.
Это несколько странное явлевпе имеетъ две
причины: одну чисто-внешнюю, случайную,
другую—внутреннюю и необходимую. Князь
Одоевсюй выступилъ на литературное по
прище въ 1824 году, въ эпоху совершеннаго
переворота въ русской литературе, когда но
вый понятая вооружились противъ старыхъ,
новыя славы и знаменитости начали проти
вопоставляться авторитетамъ, которые до того
времени считались непогрешительнымн образ
цами и далее которыхъ итти въ мысли или
въ форме строжайше запрещалось дитера-
турнымъ кодексомъ, получившимъ имя кдас-
сическаго и яо давности времени пользовав-
шагося значешемъ корана. Эта борьба ста-
раго и новаго известна подъ именемъ борьбы
романтизма съ классицизмомъ. Если сказать
по правде, тутъ не было ни классицизма, ни
романтизма, а была только борьба умствен-
наго движешя съ уметвеннымъ застоемъ; но
борьба, какая бы она ни была, редко носить
имя того дела, за которое она возникла, и это
имя, равно какъ и значенш этого деда почти
всегда узнаются уже тогда, какъ борьба кон
чится. Все думали, что споръ быдъ за то, то-
торые писатели должны быть образцами—
древше ли греческш и латинеше, и ихъ раб-
сше подражатели — французеше классики
ХУП и XVIII столетай, или новые—Шек-
сдиръ, Байронъ, Вальтеръ-Скоттъ, Шиддеръ
и Гёте; а между темъ въ сущности-то спо
рили о томъ, нмеетъ ли право на титло поэта,
и еще при томъ ведикаго, такой поэтъ, какъ
Пушкинъ, который не употребдяетъ «пшти-
ческихъ вольностей»,—вместо шершаваго,
тяжелаго, скрипучаго и прозаическаго стиха
употребдяетъ стихъ гладшй, легтй, гармо-
ничесшй,—вместо одъ пишетъ элегш; вместо
надутаго и натянутаго слога держится слога
естественна«) и благородно-простого,—поэ
мами называетъ маленьшя повести, где
действуютъ люди , вместо того, чтобъ раз
уметь подъ ними холодный описанш на одинъ
и тотъ же ходульный тонъ знаменитыхъ со
бытий, где действуютъ г е р о и съ ихъ на
персниками и вестниками;—словомъ, поэтъ,
который тайны души и сердца человека
дерзнулъ предпочесть пдошечнымъ иллюми-
нацйшъ. Вследствш движешя, даннаго пре
имущественно явленшмъ Пушкина, молодые
люди, выходившш тогда на литературное по
прище, усердно гонялись за новизной, счи
тали ее за романтизмъ. Стихи ихъ были гладки
и легки, фраза блистала новыми оборотами,
мысли и чувства отличались какой-то све
жестью, потому что не были повторешемъ и
перебивкой уже всемъ знакомыхъ и пере-
знакомыхъ мыслей и чувствъ. Въ прозе
видно было то же самое стремлеше—найти
новые источники мыслей и новыя формы
для нихъ. Разумеется, источникомъ всего
этого «новаго» служили для нихъ иностран
ный литературы; но для большинства нашей
читающей публики того времени все это
действительно было слишкомъ ново, а потому
и казалось ярко-оригинальнымъ и смело-са-
мобытнымъ. И вотъ почему въ тб блаженныя
времена слава доставалась такъ легко, такъ
дешево, а известность была просто ни-почемъ.
Разумеется, подобная новизна не могла но
состареться скоро, и вследствш этого многш
люди, о которыхъ думали, что они подавали