131 / 734
253
I. КРИТИЧЕСШЯ СТАТЬИ.
254
блестящш надежды, оказались совершенно
безнадежными; друие, которые пользовались
большой известностью, вдругъ пришли въ
забвеше. Но какъ движете, произведенное
такъ-назт- >пМЬШЪ «романтизмомъ», развя
зало руки и ноги нашей литературе, то оно
все продолжалось и продолжалось; новое се
годня становилось завтра если еще не ста
рыми, то уже и не новыми; на место одной
забытой знаменитости являлось нисколько
новыхъ; ви литературу безпрестанно входили
новые элементы, содержите ея расширялось,
формы разнообразились, характери стано
вился самобытнее. И теперь уже немнопе
помнятп эти споры и эту борьбу; писателей
дбляти по эпохами, ви который они действо
вали, и по таланту, который они выказы
вали; но уже нети более ни классикови, ни
романтикови; ни содержите, ни форма уже
не приводить въ изумдеше своей оригиналь
ностью, но чемъ оне оригинальнее, теми
больше возбуждаютъ внимаше. Лучшш сти-
хотворенщ Майкова, одного изъ особенно
замечательныхъ поэтови нашего времени,
принадлежать къ антологическому роду,—
и потому они гораздо больше, нежели все
наши поэты старой школы, имеетъ право
называться классическими поэтоми; и одна
ко жъ его таки же никто не называети клас-
сикомъ, какъ и романтикомъ. Въ поэзш
Пушкина есть элементы и романтичесше, и
классичесше, и элементы восточной поэзш,
и въ то же время въ ней таки много при
надлежащего собственно нашей эпохе, на
шему времени; какъ же теперь называть его
романтикомъ? Онъ просто поэтъ, и при томи
поэть велишй! Теперь каждый талантъ, и
велишй, и малый, хочегь быть не класси-
комъ, не романтикомъ, а поэтоми, следова
тельно, хочетъ равно брать дань' со всего
человеческаго — и благо ему, если онъ, не
чуждаясь ни древняго, ни стараго, ни новаго,
во всеми этомъ умеетъ быть с о в р е м е н
ными !.. Эту многосторонность, эту свободу
наша литература пртбрйла все-таки черезъ
борьбу мнимаго романтизма съ мнимыми
классицизмомъ!
Между множествомъ эфемерныхъ явлешй,
вызванныхъ тогда новизной и обязанный,
ей своей минутной известностью, были яр-
ше таланты, которые считали за необходи
мость не останавливаться на первомъ успе
хе,
но итти за временемъ. Конечно, не все
изъ нихъ шли до конца, но иные останови
лись на полудороге, и едва ли хотя одинъ
дошелъ до конца пути своего, то есть сде
лали все, чего могли отъ него ожидать, и
чтб въ силахъ быль бы онъ выполнить.-
Вообще доходить до конца какъ-то не въ
«удьбЬ русскихъ писателей, особенно съ нб-
Жотораго времени. И если Державинъ, Дми-
тршвъ и Крыловъ дожили до сединъ, обре-
мененныхъ лаврами, зато сколько путей,
различными образомъ прерванныхъ! Ломо-
носовъ умеръ пятидесяти лети съ полными
сознашемъ, что онъ моги бы еще много
сделать и что онъ гораздо меньше сделали,
нежели сколько надеялся. Велишй человеки
винили себя и въ своей преждевременной
смерти, и въ томи, что онъ, по его со-
знаваю, сделали таки мало; но его жизнь
и деятельность зависели не отъ него, а
отъ той действительности, въ которой таки
одиноко были онъ вызвать судьбой действо
вать. Фонвизинъ написали свое последнее
и лучшее произведен^ на тридцать-седьмомъ
году отъ рождешя, и после того провели
целый десять лети разбитый параличомъ и
въ состояши совершенной недеятельности.
Карамзинъ сошелъ въ могилу хотя уже и
въ летахъ, но еще въ норе силъ своихъ и
далеко не кончивъ своего великаго труда.
Озеровъ напасали всего пять трагедгй и
умеръ на сорокъ-шестомъ году вследствш
долговременной болезни, съ которой было
сопряжено разстройство умотвенныхъ силъ.
Баттошковъ погибъ для литературы и обще
ства во цвете летъ и силъ своихъ, подавъ
такш блестящая, ташя богатый надежды.»
Нужно ли говорить о томъ, какъ прервалась
поэтическая деятельность трехъ великихъ
славь нашей литературы — Грибоедова,
Пушкина и Лермонтова?.. А сколько менЬе
огромныхъ и столь же безвременныхъ по
терь! Веневитиновъ умеръ почти при еа-
момъ начале своего столь много обещавша-
шаго дитературнаго поприща. Подежаевъ
палъ жертвой избытка собственныхъ силъ,
дурно уравновешанныхъ природой и еще
хуже направленныхъ воспитатемъ и жизныо-
Все эти утраты какъ-то невольно приходятъ
въ голову теперь, по случаю внезапной
вести о смерти Баратынскаго,—поэта съ та
кими замечательными талантомъ, одного
изъ товарищей и сподвижниковъ Пушкина.
И сколько въ последнее д е с я т ай т е было
подобныхъ утрать!., только и слышишь,
что о паденш прежнихъ бойцовъ, сражен
ными то смертью, то — чтб еще хуже—
жизнью... Ужасно умереть прежде времени,
но еще ужаснее пережить свою деятель
ность, и только изредка новыми, но уже
слабыми произведенной напоминать о пре
красной поре своей прежней деятельности.
Эта нравственная смерть ^производить въ
нашей литературе еще больше опустошешй,
чемъ физическая. Причина ея столь же по
нятна, сколько и горестна, и лучше скор
беть о ней, нежели высокоумно разсуждать
о томъ, какимъ бы образомъ моги ея
избе
гнуть тотъ иди другой авторъ, или горда
осуждать его за то, что онъ не могъ
ев