563
СОЧИНЕШЯ
В. Г.
В'ЬЛИНСКАГО.
564
образованныхъ и низшихъ классахъ? И дей
ствительно, романы Сю, Дюма, Судье и т.
п. съ жадностью читаются въ Париже двор
никами (portiers), преимущественно ихъ
женами (portières), гризетками, лореткими
и т. д., которые не читаютъ романовъ Жордъ
Занда, находя ихъ не интересными и скуч
ными.
У насъ мнопе негодуютъ на то, что та
кими романами преимущественно наполня
ются наши журналы, видя въ этомъ какой-
то вредъ и для нравовъ, и для литературы.
Подобное мнйше намъ всегда казалось не-
справедливымъ. «Тысяча и одна ночь», иди
арабскш сказки, не более вредны для нра
вовъ. А что касается до искажения вкуса и
упадка литературы-—это еще больше напрас
ное опасенш. Есть люди, которые уже ро
дятся съдгакимъ вгусомъ, который только
такими романами и можетъ удовлетворяться:
не будь ихъ, они ничего не читали бы. А
читать хоть и вздоръ, лишь бы безвредный,
все же лучше, нежели играть въ карты или
сплетничать. Что же касается до людей низ-
шихъ классовъ общества, эти романы для
нихъ—истинное благодйявш. Соответствен
но съ ихъ образовашемъ, эти романы для
нихъ — художественный производств, спо
собный развить и возвысить, а не исказить
и огрубить ихъ п о н я т . Конечно, у насъ не
только дворники, но и швейки еще не чи
таютъ романовъ (образован^ послйднихъ
пока еще не хватаетъ дальше водевильныхъ
куплетовъ рошйскаго издйлш) ; но сколько
же у насъ людей, которые по образованш—
тЬ же швейки, а по положенш имйютъ и
время, и способы къ чтению? При томъ же,
если чернь есть везде, и въ высшихъ сло-
яхъ общества, то и аристократ (природы)
есть везде, и въ низшихъ слояхъ общества.
Иной переходить къ чтешю этихъ романовъ
отъ «Бовы», «Еруслана» и «Георга Милорда
Аглицкаго», а отъ этихъ романовъ—къ ро-
манамъ Вальтеръ-Скотта, Купера и ко всему,
чт5 иностранный литературы и своя оте
чественная представляютъ лучшаго, и уже
не возвращаются назадъ. А если бъ и не
такъ—что нужды, лишь бы читали!
Но если эти романы ни въ какомъ смысле
не могутъ быть вредны, напротивъ, во мно-
гихъ отношешяхъ полезны, — изъ йтого
отнюдь не следуетъ, чтобъ ихъ авторы за
служивали уважеше или благодарность. Они
темъ не менее все таки торгаши, фигляры,
гаеры, потешающш за деньги толпу, безъ
всякаго уважензя къ самимъ себе. Они тру
дятся не для литературы, не для искусства,
не для общества, а только для своихъ же-
тейскихъ выгодъ. За что жъ ихъ уважать и
благодарить? Волъ пасется па поле и, оста
вляя на немъ слйды своего присутствш, спо-
собствуетъ его бблыпему плодородш на бу
дущее лето, но кто за это поклонится ему?..
Грустнее всего, что къ этой шайке ска-
зочныхъ потешниковъ добровольно при
минулся писатель съ несомненнымъ и бодь-
шимъ даровашемъ. Мы говоримъ о знаме-
нитомъ Эжене Сю. Въ его «Парижскихъ
Тайнахъ» столько любви къ человечеству,
благородныхъ пнстинктовъ, столько стра-
нидъ, запечатленныхъ признаками высокаго
таланта! И между темъ весь романъ осно-
ванъ на мелодраме, столько яеестествен-
ныхъ лидъ, особенно между отличающимися
по части добродетели! Герой романа—лицо
сказочное, невозможное; героиня—и притор
на, и неестественна; поэтому апилогъ, какъ
неизбежное следствш ложной причины, бро
сается въ глаза своей пошлостью, притор
ной сентиментальностью, лицемерствомъ
чувства, скукой, неестественностью, наду
тостью и фразерствомъ. Въ *Вечномъ Жиде»
местами поражаютъ читателя те же ярюя
достоинства, какими блистаютъ «Парижешя
Тайны»; но недостатки уже во сто разъ по
разительнее, нежели въ последнемъ романе.
Важность шзуитовъ, сила ихъ влшшя ме
лодраматически преувеличена; это еще куда
бы ни шло, по крайней мере цель автора
была хороша и похвальна; но къ чему при-
пледъ онъ эту легенду о жиде и жидовке?
И что онъ ею сделалъ?—насмешилъ всехъ,
потому что впалъ черезъ нее не только въ
неестественность разсказа, но еще и въ ри
торическую надутость изложешя. А это чу
довищно-огромное наследство, въ 200 мил-
люновъ, охраняемое несколькими поколеншми
одной и той же жидовской фамилш? А при
торные близнецы-сестры, Роза и Бланка,
а
страшный успехъ всехъ проделокъ Родэна
и мелодраматическая смерть всехъ доброде-
тельныхъ лицъ романа? Но всего и не пе
речтешь! Зачемъ же это «все» замешалось
въ произведете необыкновенно-даровитаго
писателя? Затемъ, что нужно время и время
для того, чтобы писать хорошо и обходиться
безъ нелепостей, натяжекъ и эффектовъ,
чтобы обдумывать свое произведете прежде,
нежели оно написано, и потомъ обделывать,
исправлять, а местами и вовсе переделывать
все написанное сгоряча, неловкое, неровное,
несообразное съ целымъ. А времени- то и
нетъ у Сю: онъ контрактомъ обязался по
ставлять по целому тому къ такому- то сроку.
Написавши главу перваго тома, онъ сей-
часъ же отсылаетъ ее въ типографш жур
нала, и такимъ образомъ первая глава пер
ваго тома должна оставаться неизменяемой,
хотя авгоръ хорошенько не знаетъ, что онъ
будетъ писать во второмъ томе, а всехъ то-
мовъ-то десять!.. Итакъ, если въ первой главе,
онъ допустилъ, можетъ быть, и по необхо-