666 / 734
5 5 7
XI. Б И Б Л 1 0 Г Р А Ф 1 Я .
558
чальнина слабыхъ, болЬзненныхъ пат уръ, ко
торыми всегда такъ обильны переходный
эпохи. «Вильгельмъ Мейстеръ», по своему
дидактическому характеру, принадлежишь къ
типу «Эмиля» Руссо; но въ «Вертере» Гёте
накъ будто опередилъ время и разгадалъ бо
лезнь будущего века. Поэтому его романъ
им'Ьлъ на нашъ в1жъ огромное вдште, — и
«Вертеръ» явился иотомъ въ «Рене» Шато-
6piaHa,
въ «ОберманЬ» Сенанкура и отра
зился въ безчисленномъ множестве другихъ,
болгЬе или менЬе зам’Ьчательныхъ или неза-
м’Ьчательныхъ произведен)й. Шатобршнъ не
довольствовался «Аталой» и «Рене»: онъ изъ
«Мучениковъ» сд'Ьлалъ романъ, довольно на
дутый и риторическгй; но онъ былъ въ духе
реакцш прошлому веку, и потому привелъ
въ восторгъ возвратившуюся во Францию
эмиграцш, которая горькимъ опытомъ до
знала, что для нея выгоднее мистический
шэтизмъ, нежели вольтершнекое кощунство,
недавно столь любимое ею... Надутый Дар-
линкуръ въ своихъ нехЬпыхъ романахъ до-
велъ до карикатуры это романтпко-шэти-
ческое направлеше.
'
По мере ознакомлены Францщ съ еврс-
пейскими литературами, которыхъ она прежде
съ гордымъ нев'Ъшествомъ не хотела знать,
(‘Я собственная литература подверглась вль-
янго всЬхъ другихъ литературъ, преиму
щественно английской и отчасти даже не
мецкой. Въ романе особенно отразилось двой
ственное влш те Вальтеръ-Скотта и Байрона.
Тогда-то возникла такъ-называемая «неисто
вая школа», любившая изображать адъ ду-
шевныхъ и физическихъ страдашй человека.
Все страсти, всЬ злодейства, варварства, по
роки, пытки, муки—были пущены въ дЬло.
Демоническш натуры ä la B yron дюжинами
рисовались въ качестве героевъ новыхъ про
изведений. Это было ложно и натянуто, по
тому что эти страшные Байроны въ сущно
сти были предобрые и даже веселые ребята;
но все это было не безъ смысла, не безъ
таланта, не безъ достоинства, хотя и времен-
наго только.
Французы всегда ум!потъ остаться фран
цузами, подъ чьими бы и подъ сколькими
бы влшншми ни находились они. И потому
эти «разочарованные» романы никогда не
брались ни за отвлеченный, ни за фантасти
ческих идеи, но всегда имели въ виду об
щество, и если съ одной стороны страшно
лгали на него, то съ другой—иногда гово
рили правду, а главное — подняли важные
общественные вопросы,—больше всехъ во-
просъ о пауперизме. Наконецъ, явился Жоржъ
Зандъ,—и романъ окончательно сделался об-
щественнымъ или сощальнымъ.
£Сакое бы ни было направлеше француз-
скихъ романистовъ—Бальзака, Гюго, Жанена,
Сю, Дюма и пр., въ первую эпоху ихъ де
ятельности,—оно имело свои хорошая сто
роны, потому что происходило отъ более или
менее искреннихъ личныхъ убеждешй и не
вольно выражало духъ времени. Все эти ро
манисты писали съ французской живостью
и быстротой, но однако жъ не на заказъ. Въ
ихъ сочиненхяхъ видно было уважеше и къ
литературе, и къ публике, и къ самимъ себе,
потому что видны были следы мысли, со
ображенья, литературной отделки. И вдругъ
все это изменилось: потянулись романы одинъ
другого длиннее, безобразнее, нелепее. Если
въ прежнихъ романахъ частенько нарушалось
нравдоподобш, это происходило отъ ложности
убеждены, которое все-таки было искренно
и наивно. По теперь не то; теперь авторъ
сознательно искажаетъ истину, лжетъ съ умтл-
сломъ, придумываетъ нелепости съ намере-
шемъ. Ему лишь бы эффекта былъ, а ка-
ковъ этотъ эффекта—не его дело; онъ обра
щается со своими читателями, какъ съ школь
никами, какъ Далай-Лама съ своими поклон
никами, морочитъ ихъ, какъ фокусникъ, вы
дающий себя за колдуна передъ толпой де-
ревенскихъ простаковъ. За примерами ходить
не далеко; они у всехъ въ свежей памяти.
Но прежде надобно условиться въ значевш
романа, какъ поэтическаго произведена Ро
манъ, какъ всякое художественное произве
дете, есть воспроизведете явлений дМстви-
тельнаго мща во всей ихъ истине. Истина
такъ же есть предмета и цель искусства,
какъ и философы; вся разница въ средствахъ
и пршмахъ. Иначе, чемъ бы искусство было
выше игры въ карты? Нетъ, оно было бы
ниже всякаго ремесла, потому что ремесло
полезно. Их если бы романъ былъ и просто
только сказкой для развлечены отъ скуки, и
тогда люди съ умомъ въ праве были бы тре
бовать отъ него, чтобъ онъ, и въ качестве
сказки, удовлетворялъ ихъ какъ людей съ
умомъ, а не какъ глупцовъ. А что же можетъ
быть умнаго въ невозможномъ? А разве
возможны эти богатства частныхъ людей,
превосходящш годовой бюджета богатейшаго
изъ европейскихъ государствъ? Но вотъ
примеръ самый свежьй. Въ последнемъ и
остановившемся, кажется, надолго, къ край
нему огорченно его читателей и почитателей,
романе своемъ «Записки Врача» Александръ
Дюма показалъ такой неслыханный опыта
безстыднаго неуваженш къ здравому смыслу
публики, который долженъ привести въ отча-
я т е всехъ другихъ сказочниковъ. Известно,
что въ XVIII веке былъ шарлатанъ, кото
рый выдавалъ себя за графа де Сенъ-Жер-
меяа и умелъ втереться ко двору Людовика
XV. Этотъ шарлатанъ, какъ догадываются,
принадлежалъ къ шайке герметистовъ (обла-
дающихъ алхимической тайной делать золото),.