615 / 734
455
СОЧИНЕНШ В. Г. БЫИНСКЛГО.
456
стами проглядываетъ чувство, иногда даже
бдеснетъ мысль (как ь отголосокъ чужой
мысли),— словомъ, заметно что-то въ роде
таланта. Стихи его печатаются въ журна-
лахъ, многш ихъ хвалятъ; а если онъ явит
ся съ ними въ переходную эпоху литературы,
онъ можетъ прюбрЬсти даже значительную
известность. Но переходныя
эпохи ли
тературы особенно гибельны для такихъ
поэтовъ: ихъ известность, прюбретенная
въ короткое время чемъ-то, и въ корот
к о е же время исчезаетъ просто отъ ничего;
сперва ихъ стихи перестаютъ хвалить, по-
томъ читать, а, наконепъ, и печатать. Но
молодому Адуеву не удалось насладиться
хотя на мгновеете даже ложной известно
стью: его не допустили до этого и время,
въ которое онъ вышелъ со своими стихами,
•и умный откровенный дядя. Его несчаспе
состояло не въ томъ, что онъ былъ без-
даренъ, а въ томъ, что у него вместо та
ланта былъ полуталантъ, который въ ноэзш
хуже бездарности, потому что увлекаетъ
человека ложными надеждами. Вы помните,
чего ему стоило разочароваете въ своемъ
поэтическомъ призваши...
Дружба также дорого обходится ронан-
тикамъ. Всякое чувство, чтобъ быть истин
ными, должно быть прежде всего есте
ственно и просто. Дружба иногда завязы
вается отъ сходства, а иногда отъ проти
воположности натуръ; но во всякомъ слу
чае оно чувство невольное, именно потому,
что свободное; имъ управляетъ
сердце,
а не умъ и воля. Друга нельзя искать, какъ
подрядчика на работу, друга нельзя выбрать;
друзьями делаются случайно и незаметно;
привычка и обстоятельства жизни скре-
пляютъ дружбу. Истинные друзья не даютъ
имени соединяющей ихъ симпатш, не бол-
таютъ о ней безпрестанно, ничего не тре-
буютъ одинъ отъ другого во имя дружбы,
но делаюгъ другъ для друга, что могутъ.
Бывали примеры, что другъ не выносилъ
смерти своего друга и умиралъ вскоре после
него; другой отъ потери своего друга изъ
веселаго человека делается на всю жпзнь
меланхоликомъ; а третай поскорбитъ, поту-
житъ, да и утешится, но если онъ навсегда
сохранить воспоминаете, и оно будетъ для
него вместе и грустно, и отрадно, — онъ
былъ иетиннымъ другомъ умершаго, хотя
не только не умеръ самъ отъ его потери,
не сошелъ съ ума, не сделался меланхоли
комъ, но еще нашелъ силу быть довольно
счастливыми въ жизни и безъ друга. Сте
пень и характеръ дружбы зависятъ отъ лич
ности друзей; тутъ главное, чтобъ не было
въ отношеншхъ ничего натянутаго, на-
пряженнаго, восторженнаго, ничего похо-
жаго на додгъ и обязанность, а то иной
готовь и Богъ знаетъ на к а тя самопо-
жертвованш для своего друга, чтобы ска
зать самому себе, а иногда и другими:
«вотъ каковъ я въ дружбе!» или: «вотъ
къ какой дружбе я <пособенъ!». Этотъ-то
родъ дружбы обожаюгъ романтики. Они
дружатся по
программе, заранее соста
вленной, где съ точностью определены сущ
ность, права и обязанности дружбы; они
только не заключаютъ контрактовъ со сво
ими друзьями. Имъ дружба нужна, чтобъ
удивить мфъ и показать ему, какъ велишя
натуры въ дружбе отличаются отъ обык-
новенныхъ людей, отъ толпы. Ихъ тянетъ
нъ дружбе не столько потребность симпа
тш, столь сильной въ молодыя лета, сколь
ко потребность иметь при себе человека,
которому бы они безпрестанно могли гово
рить о драгоценной своей особе. Выра
жаясь ихъ высокими слогомъ, для нихъ
другъ есть драгоценный сосудъ для излш-
вш самыхъ святыхъ и заветяыхъ чувствъ,
мыслей, надеждъ, мечтаний и т. д.; тогда
какъ въ самомъ-то деле въ ихъ глазахъ
другъ есть лохань, куда они выливаютъ
помои своего самолюбш. Зато они и не
знаютъ дружбы, потому что друзья ихъ скоро'
оказываются неблагодарными, вероломными,
извергами, и они еще сильнее злобствуютъ
на людей, которые не умели и не хотели,
понять и оценить ихъ...
Любовь обходится имъ еще дороже, по
тому что это чувство само по себе живее
и сильнее другихъ. Обыкновенно любовь
разделяютъ на мнопе роды и виды; все
эти разделеетя большей частью нелепы, по
тому что наделаны людьми, которые спо
собнее мечтать и разсуждать о любви, не
жели любить. Прежде всего разделяютъ
любовь на материальную или чувственную
и платоническую или идеальную, прези-
раютъ
первую и
восторгаются
второй.
Действительно, есть люди столь грубые,
что
могутъ предаваться только
живот-
нымъ наслажденшмъ любви, не хлопоча
даже о красоте и молодости; но даже и эта
любовь, какъ ни груба она, все же лучше
платонической,
потому что
естественнее
ея: последняя хороша только для храните
лей восточныхъ гаремовъ... Чедовекъ не
зверь и не ангелъ; онъ долженъ любить
не животно и не платонически, а челове
чески. Какъ бы ни идеализировали любовь,
но какъ же не видеть, что природа одари
ла людей этимъ прекраснымъ чувствомъ
сколько для ихъ счастья, столько и для
размножеетя и поддержаетя рода челове-
ческаго. Родовъ любви такъ же много,
какъ много на земле людей, потому что
каждый любить сообразно съ своимъ тем-
пераментомъ,
характеромъ,
понатшми и