54 / 734
99
СОЧПНЕНШ В. Г. БЫИНСКАГО.
100
И однако жъ въ стихотворешяхъ того же
Державина есть места, довазывающш, что
онъ очень невысоко цЬнилъ поэзш и свое
поэтическое призваше. Такъ, въ оде «Фе
лина» онъ говорить:
Поэзш тебе любезна,
Прштна, сладостна, полезна:
Вакъ лптомъ вкусный лимонадъ.
Б ъ оде «Мой Истуканъ» онъ говорить:
. . . . Мои безделки
Безумно столько уважать,
и если считаетъ себя достойнымъ мрамор-
наго бюста, то разве за. то, что воспевали
«Фелину», а не за то, какъ восп'Ьвалъ ее,
следовательно, за предмета, а не за таланта
пЬснонЬтй. Такпхъ места много можно найти
въ его стихотворешяхъ. Сверхъ того извЬст-
но вс/Ьмъ, — да и есть стихотвореше, под
тверждающее этотъ факта («Храповицко
му»),— что Державинъ свое чиновническое
поприще считалъ выше, т. е. д Ь л ь н Ь е
своего поэтическаго поприща.
Но чтб все это доказываетъ? то ли, что
Державинъ былъ измЬнчпвъ въ своихъ мнЬ-
ншхъ, или что онъ только въ стихахъ, а не
на дЬлЬ высоко думалъ о стихотворстве?
Ни то, ни другое! Въ этомъ видна нерЬши-
тельность, неопределенность идеи поэзш въ
то время. Державинъ действительно въ раз
ный времена думалъ о ней розно: то при-
ходилъ въ восторгъ отъ своего призвашя,
гордясь имъ въ свЬтломъ и вдохновенномъ
созданш, то погружался въ уныше при мы
сли о немъ, стыдясь его, какъ пустой заба
вы. Въ первомъ случай скрывалась его глу
боко-поэтическая натура, во второмъ—вы
сказывалось въ немъ общество нашего вре
мени. Теперь всяюй посредственный писака
съ гордостью говорить о себЬ, что онъ—ли-
тераторъ или поэта, и находить добродуш-
ныхъ людей, которые, даже и подсмеиваясь
надъ нимъ, все-таки увиваются подле него,
чтобъ при случае похвастать своимъ зна-
комствомъ или пршзнью съ дитераторомъ н
поэтомъ. Истинный таланта теперь везде и
всегда смело можетъ назвать себя по имени;
а гешй въ области поэзш теперь — сила и
власть въ сфере общественнаго мненш. Но
это сделалось не вдругъ, а постепенно. Дер
жавинъ не имелъ враговъ своему таланту:
ему не могли простить не таланта, котораго
не понимали, а нодученныхъ имъ знаковъ
почестей. Среди невёждъ и умному человеку
легко можетъ пргйти въ голову мысль: ужъ
не онъ ли глупъ, и не эти ли люди умны,
ибо какъ же могута ошибаться все, и быть
правь одинъ?..
Вотъ откуда происходили противореча!
Державина въ его поняияхъ о поэзш. Это
можетъ служить ключомъ и ко множеству дру-
гихъ его противореча. На иную прекрас
ную оду его можно насчитать несколько
плохихъ, какъ будто написанныхъ въ опро-
вержеше первой. Причина этого та, что
не было общества, не было общественнаго
мненш, — были только умныя личности, из
редка сталкивавшшся другь съ другомъ на
необъятномъ пространстве. Всякая истин
ная поэзш есть идеальное зеркало действи
тельности, а разумная сторона действитель
ности того времени выражалась только въ
некоторыхъ людяхъ, близкихъ къ монархи
не; но несколько людей не составляюта об
щества. Мы видели, что въ поэзш Держа
вина отразился ХУШ векъ, односторонне и
слабо отразпвпййся на высшемъ круге рус-
скаго общества, — круге, съ которымъ все
остальное не имело ничего общаго, вичемъ
не было связано, а этого было слишкомъ
мало, чтобъ дать Такое содержите поэзш,
которое упрочило бы за ней безсмертое,
сообщивъ ей неумирагощШ отъ перемены
нравовъ и отношешй интересъ. Мы видели,
что Державинъ понималъ великую монар
хиню и верно изобразили ее въ нескодь-
кихъ чертахъ; но онъ выразили свое по
нятое о ней, а не понятое целаго общества,
которое не умело понимать гйхъ благи, ко
торыми пользовалось,—и потому мы дивимся
образу Екатерины только въ немногихъ сти
хотворешяхъ Державина, и именно только въ
техъ, где изображали онъ ее подъ именемъ
Фелицы. Ода его «Фелица» превосходна
и
въ целомъ, и въ частностяхъ; такъ же пре
красно «Видеше Мурзы»; но въ «Изобра
жен^ Фелицы» прекрасны только некоторый
строфы. Торжественный оды его потеряли
весь свой интересъ для нашего времени.
Такъ-называемыя анакреонтичесшя оды Дер
жавина свидетедьствуютъ о его артисти
ческой натуре; но ни содержите ихъ, все
гда одностороннее и не глубокое, ни ихъ
форма, всегда невыдержанная въ целомъ г
пленяющая только частностями, тоже не мо-
гутъ быть предметомъ эстетическаго насла-
жденш въ наше время. Драматические опыты
его не стоять и упоминовешя.
Мы уже доказали въ первой статье, что въ
эстетическомъ отношешй поэзш Державина
представляета собой богатый зародыши ис
кусства, но еще не есть искусство. Это блестя
щая страница изъ исторш русской поэзш, но
еще не самая поэзш. Питая даже дучшш оды
Державина, мы должны делать надъ собпй
усилш, чтобъ стать на точку зренш его вре
мени относительно поэзш, и должны на
учиться видеть прекрасное во многомъ, чтб
въ то время казалось безусловно прекрас
ными. Итакъ, Державинъ и въ эстетиче
скомъ отношешй есть поэта историчестй,