499 / 734
223
С0ЧИНЕН1Я В. Г. БЪЛИНСКЛГО.
224
гдубокомъ уме,—подобно вс/Ьмъ самоучкамъ,
образовавшимся урывками, почти тайкомъ
отъ родительской власти, Кольцовъ всегда
чувствовали., что его интеллектуальному су-
ществованш недостаетъ твердой почвы, и
что вследствш этого ему часто достается еъ
трудомъ то, что легко усвоивается людьми
очень недалекими, но воспользовавшимися
благодЬяшямп первоначальнаго обучешя.
Такъ, напримйръ, снъ очень любить исторш,
но многое въ ней было для него странно и
дико, особенно все, чтб относилось до древ-
няго
Mipa,
съ которымъ необходимо сбли
зиться въ детстве, чтобы понимать его. Для
всякаго, кто въ убздномъ училище прошелъ
хоть Кайдаиова «Исторш» незаметно де
лаются какъ будто родственными имена ге-
роевъ древности. Древняя жизнь и древней
быть такъ не похожи на нашу жизнь и быть,
что только чрезъ науку въ дЬта детства
можемъ мы освоиваться съ ними и п р и
в ы к а т ь находить ихъ возможными и есте
ственными.
Bc.yfcxcTBie
этого же недостатка
въ элементарномъ образовали, Кольцовъ,
при всей глубокостя н гибкости своего эсте-
тическаго вкуса, не могъ понимать «Илтды»,
хотя и не разъ принимался читать ее въ
переводе Гнёдича,—между г Ьмъ какъ Шек-
спиръ восхищалъ его даже въ посредствен-
ныхъ и плохнхъ переводахъ, и онъ съ жад
ностью собиралъ, читалъ и перечитывалъ
нхъ. Что онъ немного вынесъ изъ уйзднаго
училища, хотя и пробылъ четыре месяца
даже во второмъ классе,—это всего яснее
видно изъ того, что онъ не имйлъ почти
никакого понятая о грамматике и писалъ
вовсе безъ ороографш.
Несмотря на то, съ училища началось для
Кольцова пробуждеше его интеллектуальной
жизни: онъ началъ пристращаться къ чтенш.
Получаемыя отъ отца деньги на игрушки
онъ употреблялъ на покупку сказокъ, и
«Вова Королевичъ» съ «Ерусланомъ Лаза-
ревичемъ» составляли его любимМшее чте-
nie. На Руси не одна одаренная богатой
фантазшй натура, подобно Кольцову, начала
съ этихъ сказокъ свое литературное обра
зована. Охота къ сказкамъ всегда есть вер
ный признакъ въ ребенке присутствш фан-
тазш и наклонности къ поэзш,—и переходъ
отъ сказокъ къ романамъ и стихамъ очень
естественъ: тЬ и друпе даютъ пищу фан-
таз1и и чувству, съ той только разницей,
что сказки удовлетворяютъ датскую фантами),
а романы и стихи составляюсь потребность
yate более развившейся и более подружив
шейся съ разумомъ фантазш. Но вотъ осо
бенная черта, обнаружившая въ Кольцове
не только пассивную и воспринимающую, но
и деятельную фантазш: читая, сказки, онъ
ночувствовалъ охоту составлять самому что-
нибудь въ ихъ родй. Но такъ какъ тогда
онъ еще не имелъ привычки поверять бу
маге все, что ни приходило ему въ голову,,
то его неясный самому ему авгорсшя поры-
вашя и остались въ однехъ мечтахъ.
Десятилетий Кольцовъ взятъ былъ изъ
училища отцомъ своимъ для того, чтобы
помогать ему въ торговле. Онъ брадъ его
съ собой въ степи, где въ продолжеше всего
лета бродилъ его скотъ; а зимой носы*
лалъ его съ приказчиками на базары для
закупки и продажи товара. Итакъ, съ де-
сятилетняго возраста Кольцовъ окунулся
въ омутъ довольно грязной действитель
ности; но онъ какъ будто и не заметить
ее: его юной душе полюбилось широкое раз
долье степи. Не будучи еще въ состоянш
понять и оценить торговой деятельности,
кипевшей въ этой степи,—онъ темъ лучше
понялъ и оценилъ степь, и полюбилъ ее
страстно и восторженно, полюбилъ ее какъ
друга, какъ любовницу.
Степь раздольная
Далеко вокругъ,
Широко лежнтъ,
Ковылемъ-трав ой
Разстилается!
Ахъ, ты степь моя,
Степь привольная,
Широко ты, степь,
Пораскинулась,
Къ Морю-Черному
Понадвинулась!
Мнопя пьесы Кольцова отзываются впе-
чатлетями, которыми подарила его степь::
«Косарь», «Могила», «Путники», «Ночлеги
Чумаковъ», «Цвйтокъ», «Пора любви» и
друпя. Почти во всехъ его стихотворетяхъ,.
въ которыхъ степь даже не играетъ ника
кой роли, есть что-то степное, широкое, раз
машистое и въ колорите, и въ тоне. Питая
ихъ, невольно вспоминаешь, что ихъ авторъ
—сынъ степи, что степь воспитала его и
взлелеяла. Н потому ремесло прасола не
только не было ему ненрштно, но еще и
нравилось ему: оно познакомило его со сте
пью и давало ему возможность целое лето
не разставаться съ ней. Онъ любилъ ве-
чершй огонь, на которомъ варилась степная
каша, любилъ ночлеги подъ чистымъ не-
бомъ, на зеленой трав 6; любилъ иногда
це
лые дни не слезать съ коня, перегоняя ста
да съ одного места на другое. Правда, эта
поэтическая жизнь не была безъ неудобствъ
и не безъ неудовольстй, очень прозаиче-
скихъ. Случалось целые дни и недели про
водить въ грязи, слякоти, на холодномъ
осеннем ь ветру, засыпать на голой земле,
подъ шумъ дождя, подъ защитой войлока
или овчиннаго тулупа. Но привольное раз
долье степи въ ясные и жарше дни весны:,
и лйта вознаграждало его за все лишенш,
и тягости осени и бурной погоды.