502 / 734
2 2 9
I. КГПТИЧЕСК1Я СТАТЬИ.
2 3 0
вдохновлять Кольцова. Натура Кольцова
была крепка и здорова физически и нрав
ственно. Кпкъ ни жестокъ былъ ударь,
поразивнпй его въ самое сердце, но онъ
вынесъ его, не закрылъ глазъ своихъ на
природу и жизнь, не оглохъ къ ихъ обая
тельными призывами, не ушелъ внутрь
себя, не забился ви какш-нибудь сладко
вато-мистичесшя утЬшенш, каки это д£-
лаготп после несчастья нравственно-слабыя
натуры. Н£тп, они взяли свое горе си собой,
бодро и мощно понеси его по пути жизнп,
каки дорогую, хотя и тяжкую ношу, не
отказываясь ви то же время оти жизни и
ея радостей. Ви своемъ поатическомъ при-
званш увидЪлъ они вознаграждена за тяж
кое горе своей жизни и весь погрузился
ви море поэзш, читая и перечитывая лю-
бимыхъ поэтови, и по ихи сл'Ьдамъ пробуя
сами извлекать изи своей души поэтиче
ски звуки, которыми она была переполне
на. Ки тому же онъ уже не им4лъ больше
надобности носить свои стпхотворенш на
суди къ книгопродавцу, потому что нагаелъ
себе советника и руководителя, какого
давно желалъ и въ какомъ давно нуждался.
И когда постигла его утрата любви, у него,
какъ бы въ вознаграждеше за нее, остался
другъ. Это былъ челов'ёкъ замечательный,
одаренный отъ природы счастливыми спо
собностями я прекрасными сердцемъ. На
тура сильная и широкая, Серебрянстй, бу
дучи семинаристомъ, рано почувствовалъ
отвращенш къ схоластике, рано повяли,
что судьба назначила ему другую дорогу и
другое призваше, и, руководимый инстинк
тами, онъ самъ себе создали образована,
котораго нельзя получить въ семинарш. Въ
его натуре и самой судьбе было много об-
щаго съ Кольцовыми, и ихъ знакомство
скоро превратилось въ дружбу. Дружесшя
беседы съ Серебрянскимъ были для Коль
цова истинной школой развитая во всЬхъ
отношеншхъ, особенно въ эстетическомъ.
Для своихъ поэтическихъ опытовъ Колъ-
цовъ нашелъ себе въ Серебрянскомъ судью
строгаго, безпристрастнаго, со вкусомъ и
тактомъ, знающаго дело. Въ посланш къ
нему (написанномъ неизвестно въ которомъ
году — должно быть, между 1827 и 1830)
Кольцовъ говорить:
Вотъ мой досугъ; въ немъ умъ твой строгШ
Найдетъ ошибокъ слишкомъ много;
Зд-Ьсь каждый стихъ—чай грешный бредъ
Что жъ д-Ьлать? Я—такой поэтъ,
Что на Руси смЪшнЪе нЬть.
Но не щади ты недостатки,
ЗамЪть, что требуетъ поправки.
Это послаше вполне обнаруживаетъ вза
имный отношенш обоихъ друзей и какъ
важенъ былъ Серебрянстй для развитая
таланта Кольцова. Въ самомъ деле, только
съ т'Ьхъ поръ, какъ онъ сошелся съ Сере
брянскимъ, и прежшя его стихотворевш, в
вновь написанньш достигли той степени
удовлетворительности, что стали годиться
для печати. Одни изъ нвхъ онъ попра
вляли по совету Серебрянскаго, а насчетъ
удававшихся сразу былъ спокоенъ, опи
раясь на его одобреше. Но не долго поль
зовался Кольцовъ советами своего друга.
Серебрянскому падо было избрать себ'Ь до
рогу, и не столько по влеченью, сколько по
расчету поприще врача онъ предпочелъ
другими, чтобы не отчаиваться въ буду
щему по крайней м'Ьрй, въ куске хлёба,
и поступили въ московскую медико-хирур
гическую академш.
Какъ бы то ып было, но поэтическое
призваше Кольцова было решено и сознано
ими самими. Непосредственное стремлеше
его натуры преодолело все препятствии
Это былъ поэтъ по прпзванш, по натуре,—
и препятствш могли не охладпть, а только
дать его поэтическому стремление еще боль
шую энерпю. Прасолъ, верхомъ на лошади
гоняющтй скотъ съ одного поля на другое;
по колени въ крови присутствующий при
реванш или, лучше сказать, при бойне
скота; приказчики, стояний на базаре у
возовъ съ саломъ—и мечтаюшдй о любви,
о дружбе, о внутреннихъ поэтическихъ дви-
женшхъ души, о природе, о судьбе чело
века, о тайнахъ жизни и смерти, мучимый
и скорбями растерзаннаго сердца, и умствен
ными сомнетями, и въ то же время дея
тельный членъ действительности, среди ко
торой поставленъ, смышленый и бойюй рус-
сшй торговецъ, который продаетъ, поку-
паетъ, бранится и дружится Богъ знаетъ
съ кемъ, торгуется изъ копейки и пускаетъ
въ ходи все пружины мелкаго торгашества,
которыхъ внутреино отвращается какъ мер
зости: какая картина, какая судьба, какой
человекъ!.. Возвращаясь домой, онъ встре*
чаетъ не ласку, не привету а грубое не
вежество, которое никакъ не можетъ про
стить ему того, что онъ хочетъ быть чело-
векомъ и въ этомъ отношенш уже резко
отличился отъ невежеетвенныхъ живот-
ныхъ въ человеческомъ образе. Но у него
есть книги,
Много лумъ въ голову
Много въ сердц* огня!—
и онъ закрываетъ глаза на грязную дей
ствительность, не замечаетъ презрёшя, не
видитъ ненависти. Презреше, ненависть!...
За что же?... Кому онъ сделалъ зло, кого
обидйлъ? Не жертвуетъ ли онъ лучшими
своими чувствами, благороднейшими своими
стремлешями этой грязной и сальной дей-