452 / 734
129
I. КРИТИЧЕСК1Я СТАТЬИ.
130
доэзш, а его—самой поэзшй; они, такъ ска
зать, были кандидатами на званы поэтовъ,
а
онъ быль поэтомъ-художникомъ въ пол-
номъ и совергаенномъ значенш этого слова.
Но тЕмъ не менЕе къ чести предшествен-
никовъ Пушкина должно сказать, что они
нмЕли на него большее или меньшее влш-
шз, и ихъ поэзы больше или меньше была
предвестницей его поэзш, особенно первыхъ
его опытовъ. Еще прямее и непосредственнее
было влшше на Пушкина современныхъ ему
евроиейеккхъ поэтовъ. Если при всемъ этомъ
первый произведены Пушкина, однихъ яе-
прытно, другихъ къ полному ихъ удоволь
ствие и восторгу, поразили не только ново
стью, но оригинальностью и самобытностью,—
это показываетъ, какъ гешаленъ былъ та
ланта его. Но все-таки его первый произ
ведены напоминали собой многое и въ рус
ской литературе, хотя и отдаленно, и еще
болЕе многое, и при томъ ближайшимъ обра-
зомъ, въ иностранныхъ литературахъ,—чему
доказательствс-мъ служитъ неудачно и не
ловко приданный ему титулъ русскаго Бай
рона. У Гоголя не было предщественниковъ
въ русской литературе, не было (и не могло
быть) образцовъ въ иностранныхъ литерату
рахъ. О родЕ его поэзш, до появлены ея,
не было и намековъ. Его поэзш явилась
вдругъ, неожиданная, непохожая ни на чью
другую поэз
1
Ю. Конечно, нельзя отрицать вль
яшя на Гоголя со стороны, напримЕръ, Пуш
кина; но это влшше было не прямое: оно
отразилось на творчестве Гоголя, а не на
физшномш, такъ сказать, творчества Гого
ля. Это было влшше болЕе времени, кото
рое Пушкинъ подвинулъ впередъ, нежели
самого Пушкина. Разумеется, еслибъ Го
голь явился прежде Пушкина, онъ не могъ
бы достигнуть той высоты, на которой онъ
стоитъ теперь. Но прямого влшшя, такого,
какое имЕли (въ бблыпей или меньшей сте
пени, ближе или отдаленнее) на Пушкина
предшествовавнпе ему русски и современ
ные
ему европейски
поэты, — такого
влшшя со стороны Пушкина на Гоголя
нельзя открыть ннкакихъ слЕдовъ въ сочи-
неншхъ послЕдняго. Сверхъ того, поэзш, из
бирающая своимъ предметомъ только поло
жительно прекрасный явлены жизни и рЕд-
ко испытываемый чедовЕкомъ высокы ощу-
щенш,—такая поэзы если не совсЕмъ по
нятна въ сущности, то всемъ доступна по
наружности. По крайней мЕрЕ она до того нра
вится толпЕ, что даже я ложные таланты,
если они не лишены блеска и смЕлости,
увлекаютъ ее, пародируя въ своихъ хитро-
изысканныхъ выдумкахъ высокую сторону
действительности; это доказывает, чрезвы
чайный, хотя и мгновенный уепЕхъ Мар-
лииекаго и... но не будемъ называть дру-
Соч.
В
мннскаго
. Т.
ГУ,
гихъ—довольно и одного примЕра... Скажемъ
болЕе: толпа, представительница прозаиче
ской, будничной и черновой стороны жизни,
терпЕть не можетъ, чтобъ поэзш занима
лась ею, хотя и не смирены, а опасливость
неувЕреннаго въ себЕ самолюбы причиною
этого; напротивъ, она любитъ, чтобъ поэзш
представляла ей все героевъ, да твердила ей
все о высокомъ и прекрасномъ. За голо-
сомъ немногихъ, которымъ дано действи
тельно понимать высокое жизни, толпа го
това провозгласить великимъ гешемъ даже
Байрона, въ которомъ она, толпа неспособ
на понять ни нол-мысли, ни пол-стиха; но
искренно пдЕняетъ и увлекаетъ ее только
театральное и мелодраматическое пародиро
ваны высокой стороны жизни (какъ въ по-
вЕстяхъ Марлинокаго), или истинное и дей
ствительно прекрасное, но вмЕстЕ съ тЕмъ
и не слишкомъ великое, нЕсколько незрЕлое и
и дЕгское, потому что сама толпа есть не
что иное, какъ вЕчный недоросль, что-то
похожее на дряхлаго ребенка или младенче-
ствующаго старика, Лучлшмъ доказатель-
ствомъ справедливости напшхъ словъ мо
жетъ служить Пушкинъ. Когда слава его
была въ своей апогеЕ, когда представители
толпы провозглашали его «сЕвернымъ Бай-
рономъ и представителемъ современна™ че
ловечества»?—Тогда, какъ онъ удивлялъ ихъ
«Русланомъ и Людмилой», «Братьями Раз
бойниками», «Кавказскимъ ПлЕнникомъ»,
«Бахчисарайскимъ фонтаномъ» и тЕми ст пи
ками, въ которыхъ воспЕвалъ золотую лЕнь,
шипучее вино и тому подобное. «Цыгане»
приняты были уже съ меньшимъ востор-
гомъ; «Полтава» публикой принята холодно,
а журналисты встрЕтили ее бранью; «Бо
рись Годуновъ» вовсе не былъ оцЕненъ...
и мнопе ли даже теперь д о г а д ы в а ю т с я ,
что за вг'ликы созданы—«Моцарта и Саль
ери», «Пиръ во время чумы», «Скупой Ры
царь», «Галубъ», «МЕдяый Всадникъ», «Ка
менный Гость»? Одинъ изъ критиковъ того
времени въ седьмой главЕ «Евгенш Онеги
на», которая, по глубинЬ чувства, по зре
лости мысли, по художественной отдЬлкЕ,
гораздо выше первыхъ шести главъ,—уви-
дЕдъ «решительное падете, ch u te com
plète» , и съ торжествомъ возвестилъ его
на .двухъ языкахъ — русскомъ и француз-
екомъ!.. Другой крнтикъ, говоря о той же
ведьмой главЕ «ОнЕгина», сдЕладъ такое
заключены, что Пушкинъ отсталъ отъ вЕка,
и что на него «прошла мода», какъ нЕкогда
прошла мода на Наполеона, потому что и
онъ отсталъ отъ въка!.. Еще двое другихъ,
какъ будто сговорясь между собою, несмо
тря на то, что были противниками по мнЕ-
ншмъ, объявили, что въ третьей части сти-
хотворешй Пушкина (вышедшей въ 1832
б