409 / 734
4 3
СОЧНИЙНШ В. Г. Б+,1Ш СКАГО.
4 4
на обшихъ м'Ьстахъ. кадптъ признанными
знаменитостями за все, что бы ни написали
он'Ь, не смеете признать новаго таланта,
рабски угождаетъ своей парии и бросаетъ
камешки взъ-за угла только въ чужихъ,—
наконецъ, критику, на которую никто не
сердится, которой никто не ненавидитъ,
потому что все презираютъ ее. Такая кри
тика есть полное выражение слабевышхъ н
ношленькнхъ натуръ Ивановъ Васильевичей.
Чтобы хорошенько поразить ненавистную
ему критику, Иванъ Васильевичъ предста
вляете ее въ виде заморекаго шута, кото
рый коверкается передъ мужиками, а му
жики на него не хотятъ и смотреть; очень
остроумно! жаль только, что ни мало не
правдоподобно и натянуто, потому что кри
тика пишется не для мужиковъ, а мужики
не им'котъ ни малЪйшаго понятая о ея
существбваши. «Руссшй человеки (продол
жаете декламировать Иванъ Васильевичъ)
не отзовется ни на одинъ голосъ ему не
знакомый и непонятный. Ему не то надо.
Ему давай родные звуки, родныя картины,
чтобъ забилось его сердце, чтобъ засвЬтлЪло
въ его душе.» Что за фразы! какая рито
рика!.. Далее Иванъ Васильевичъ предла
гаете решительную м^ру: выбросить за
окошко все, что сделано елишкомъ столе-
таемъ и что действительно существуете, и
заменить это тЬаъ, что проблематически
существуете въголовахъ славянофильскихъ...
Какой яростный реформаторъ—ему все ни
по чемъГ Сказано—и сдйлано! Въ заклю-
чеше онъ зоветъ нашихъ позтовъ и писа
телей въ мужицкую избу—набираться тамъ
,мудрости. Особенно советуете онъ слушать
со внимашемъ слова умирающаго мужика:
въ зтихъ словахъ, по его убежденно, за
ключается богатое содержате для литера
туры... Что за пустой человекъ Иванъ Ва
сильевичи!..
Тарантасъ повстречали карету, у которой
опустилась рессора и лопнула шина. Въ
карете Иванъ Васильевичи узналъ русскаго
князя, съ которымъ познакомился за гра
ницей. Этотъ князь варварскимъ русскимъ
языкомъ, исиещреннымъ галлицизмами, кри
чите на имщиковъ и лакеевъ и каждому
сулитъ по пятисотъ палокъ. Въ деревню
4ду (говорите князь Ивану Васильевичу).
Нечего делать. Бурмистръ оброка пе высы
лаете; чортъ ихъ знаете, чтб пигаутъ. Не
урожай. у иихъ тамъ какой-то, деревня ка
кая-то сгорела. А мне что за дело? Я—че-
довекъ европейсшй, я не мешаюсь въ дела
своихъ крестьявъ; пускай живутъ какъ хо
тятъ, только чтобъ деньги доставляли акку
ратно. Я ихъ насквозь знаю. Т ате мошен
ники, что ужасти. Они думаютъ, что я за
границей, такъ они могутъ меня обманы
вать. Да я знаю, какъ надо поступать. Сы
новей бурмистра въ рекруты, неплателыця-
ковъ въ рабочШ домъ, возьму весь доходъ
за годъ впереди, да на зиму въРям т.» Къ
несчастью, портретъ этого е в р о п е й ц а не
совсемъ неверенъ: бываютъ тате. Хуже
всего въ этихъ выродкахъ то, что мнопе
добродушные . невежды по ними делаютъ
свои заключенш о руеекихъ путешествен-
никахъ и пользе путешествШ вообще. Про
стодушными невеждамъ трудно растолко
вать, что люди бываютъ веяюе: одни, по-
бывавъ за границей, делаются еще хуже и
дерутся еще больнее; а друие переменяются
къ лучшему и научаются уважать челове
ческое достоинство даже и въ своемъ соб-
ственномъ лакее...
Разъ Иванъ Васильевичъ былъ не въ
духе и, презрительно поглядывая на своего
спутника, говорили про себя: «О, дубина,
дубина, самоваръ безтолковый, подъяческая
природа, ты самъ не что иное, какъ таран
тасъ, уродливое создаше, начиненное дрян
ными предразеудками, какъ тарантасъ на-
чиненъ перинами. Какъ тарантасъ, ты не
видишь ничего лучше степи, ничего далее
Москвы. Лучъ просвещена не пробили твоей:
толстой шкуры. Для тебя искусство сосредо
точивается въ ветреядой мельнице, наука въ.
молотильной машине, а ноэзш въ ботвинье,
да въ кулебяке. Дела тебе нетъ до стре-
млешя века, до современныхъ европейскихъ
задачъ. Были бы у тебя лишь щи, да баня,
да погребецъ, да тарантасъ, да плесень твоя
деревенская. Дубина ты, Васильй Ивановичи!»'
Вся эта филиппика устремлена протпвъ
Внешня Ивановича за то, что онъ не хо
тели помедлить въ Нижнемъ., и дать ора
тору время изучать Россно на ярмарке. Но
Ваешнй Ивановичи тотчаеъ же предста
вился своему спутнику совсемъ съ другой
стороны—истинными благодетельными по-
мещикомъ, точь въ точь какъ представля-
ютъ ихъ въ дивертисментахъ на нашихъ
театрахъ. Тута все дело вертится на любви
креегьянъ къ господами, внушенной имъ
уже самой природой, и еще на томи, что
Авдотья Петровна сама лечите больныхъ
простыми средствами. Изъ всего этого вы
водится следствш, что все хорошо, какъ
есть, и никанихъ изменений къ лучшему,
особенно въ иноземномъ духе, вовсе не
нужно. Въ самомъ деле, къ чему больница
и докгоръ, развращенный познаншми гни
лого Запада,—къ чему они тамъ, где вся
кая безграмотная баба умеете
лечить
про
стыми средствами?.. Еакъ бы то ни было,
но Иванъ Васильевичъ (чувствительная ду
ша!) чуть не расплакался при разсказ'Ь
Васшия Ивановича о томи, какъ будете
онъ встреченъ своими мужиками, которые-