346 / 734
683
С0ЧИНЕН1Я В. Г. БЬЛИНСКАГО.
68
#
Какъ будто грома грохотанье,
Тяжело-звонкое скаканье
Но нотрясеаной мостовой. .
Мы понимаемъ смущенной душой, что не
дроизволъ, а разумная водя олицетворены
въ этомъ М'Ьдномъ ВсадникЪ, который, въ
неколебимой вышний, съ распростертой ру
кой, какъ бы любуется городомъ... И намъ
чудится, что, среди хаоса и тьмы этого раз-
рушенш, изъ его мйдныхъ устъ исходить
творящее: «да будетъ!», а простертая рука
гордо повелйваетъ утихнуть разъяреннымъ
стихшмъ... И смиреннымъ сердцемъ при-
знаемъ мы торжество общаго надъ частными,
не отказываясь отъ нашего сочувствш къ
страдай¡ю этого частнаго... При взглядй на
Великана, гордо и неколебимо возносящагося
среди всеобщей гибели и разрушенш, и какъ
бы символически осуществляющаго собой не
сокрушимость его творетя,—мы, хотя и не
безъ содрогашя сердца, но сознаемся, что
этотъ бронзовый гигантъ не могъ уберечь
участи индивидуальностей, обезпечивая участь
народа и государства; что за него истори
ческая необходимость, и что его взглядъ на
насъ есть уже его оправдаше,.. Да, эта по
эма—апоееоза Петра Великаго, самая сме
лая, самая грандюзная, какая могла только
щлйти въ голову поэту, вполн’Ь достойному
быть шЬвцомъ великаго преобразователя
Росши... Александръ Македонсшй завидо
вали Ахиллу, имевшему Гомера своими нЬв-
цомъ: въ глазахъ насъ, русскихъ, Петру не
кому завидовать въ этомъ отношенш... Пуш-
кинъ не написалъ ни одной эпической по
эмы, ни одной «Петршды», но его «Стансы»
(Въ надежд! славы и добра), мнопя мйшга
въ «Полтава», «Пиръ Петра Великаго» и,
наконецъ, этотъ «Мйдный Всадники» обра-
зуютъ собой самую дивную, самую великую
«Петршду», какую только въ состоянш со
здать ген1й великаго нащональнаго поэта...
И мгЬрой трепета при чтенш этой «Г!етр!а-
ды» должно определяться, до какой степени
въ праве называться русскими всякое русское
сердце...
Намъ хотелось бы сказать что-нибудь о
стихахъ «Меднаго Всадника», о ихъ упру
гости, силе, энерии, величавости; но это
выше силъ нашихъ: только такими же сти
хами, а не нашей бедной прозой можно хва
лить ихъ... Некоторый места, какъ, напри-
игЬръ, упоминовеше о графе Хвостове, по-
казываютъ, что по этой поэме еще не былъ
проведенъ окончательно резецъ художника
да и напечатана она, какъ известно, после
его смерти; но и въ этомъ виде она—ко
лоссальное произведете...
Въ статье Пушкина «Путешествш въ Арз-
румъ» находятся слйдующш строки: «Здесь
нашелъ я измаранный списокъ «Кавказскаго
Пленника» и, признаюсь, перечелъ его съ-
большими удовольствшмъ. Все это слабо, мо
лодо, неполно; но многое угадано и выра
жено верно.» Насъ всегда поражала благо
родная и безпристрастная верность этой
оценки, и нельзя не согласиться, что это
лучшая критика на «Кавказскаго Пленника».
«Кавказсшй Пленники» вышелъ въ свети въ
1822 году и былъ одними изъ первыхъ про-
нзведешй Пушкина, наиболее способство-
вавшихъ его народности въ Росши. Истин
ными героемъ ея былъ не столько пленники,
сколько Кавказъ; исторш пленника была
только рамкой для описанш Кавказа. Слу
чилось такъ, что и одно изъ последнихъ про
изведете Пушкина опять посвящено было
тому же Кавказу, тЬмъ же горцами. Но ка
кая огромная разница между «Кавказскими
Пленникомъ» и «Галубомъ». Словно ъъ раз
ные века и разными поэтами написаны эти
две поэмы! Въ «Путешествии въ Арзрумъ»
Пушкинъ разсказываетъ между прочимъ о
похоронахъ у горцевъ, которыхъ свпдйте-
лемъ ему случилось быть. Это даетъ право
догадываться, что впечатлйтя, плодомъ ко
торыхъ былъ «Галубъ», собраны были по-
этомъ во время его путешествш въ Арзрумъ,
въ 1829 году, и что эта поэма была напи
сана ими после 1829 года. Если ее разде
ляли отъ «Кавказскаго Пленника» проме-
жутокъ только десяти лети,—какой великЩ
прогреешь! И чтб бы написалъ нами Пуш-
кинъ, если бъ прожили еще хоть десять лёти!
Сколькихъ добрыхъ жизнь поблекла!
Сколькихъ низкихъ рокъ щадитъ!
НЪтъ великаго Патрокла!
Живъ презрительный Терситъ!..
Въ «Галубе» глубоко гуманная мысль вы
ражена въ ббразахъ столько же отчетлив»
верныхъ, сколько и ноэтичеснихъ. Старикъ
чеченецъ, похоронивъ одного сына, полу-
чаетъ другого изъ руки его воспитателя. Н*
этотъ второй сынъ не заменили ему своего
брата и обманули надежды отца. Вези обра
зован^, безъ всякаго знакомства съ другими
идеями или другими формами общественной
жизни, но единственно инстинктомъ своей
натуры юный Тазитъ вышелъ изъ стихш
своего родного племени, своего родного об
щества. Они не понимаетъ разбоя ни какъ
ремесла, ни какъ поэзш жизни; ни понимаетъ
мщенш ни какъ долга, не какъ наслаждетя
Среди родимаго аула
Онъ все чужой; онъ цЪлый день
Въ горахъ одивъ молчитъ и бродитъ.
Такъ въ саклЪ пойманный олень
Все въ л'Ьсъ глядитъ, всевъ глушь ухо-
-
дитъ,.
Онъ любитъ по крутыми скаламъ
Скользить, ползти тропой кремнистой,
Внимая бурЪ голосистой
И въ безднЪ воющимъ волнамъ.
Онъ иногда до поздней ночи